Перетворцы. Алена Александрова
да ещё отвратительно воняет. Распустив длинные белокурые волосы, Доминика модельной походкой направилась к подъезду, не забыв картинно осмотреть свою шикарную машину. Ради парковочного места для этой дорогущей колымаги вырубили несколько кустов сирени редкого сорта.
С месяц назад дедуля Доминики преставился. Сорока дней ещё не прошло, а любимая внучка уже с удовольствием просаживала его деньги на пьянку с так называемыми друзьями.
Кира рывком скинула одеяло и встала. Распахнула окно. Во дворе шуршали листьями деревья, отбрасывая кружевные тени в свете фонаря. Скоро листва пожелтеет, покраснеет, и тщедушный городишко хоть немного приукрасится. Угрюмая серость промышленного Добромыслова угнетала. Вот в Питере тоже много серого цвета, но там кругом красота, история, можно часами гулять с планшетом и рисовать, рисовать… Туман, свинцовые волны, холодные камни, колонны, застывшие маски львов…
Рисовать ночи напролёт, просыпаться ближе к полудню и пить свежесваренный кофе, глядя на город из окна мансарды…
Пока же приходилось довольствоваться удобным широким подоконником в старом доме сталинской застройки. Окно, выходящее во двор, давало неплохой обзор и возможность рисовать с натуры. Забавно, дом отремонтировали только с внешней стороны. Часть, выходившая на проспект, приятно зеленела матовыми фасадами, беленькие фальшкарнизы и балконы с гнутыми металлическими прутьями сияли новизной. Но стоило войти во двор, как дом превращался в облупившуюся халупу болотного цвета с крошащимися балконами (некоторые полностью отвались) и потрескавшимися стенами.
Соседки по площадке, три сестры, неутомимо пытались внести красоту в ветшающее уныние – разбили в палисаднике цветник, служивший неплохой натурой. Пока девчонки копошились в земле, Кира, сидя на подоконнике, зарисовывала цветы и фигуры. Особенно удачно вышла та самая сирень, которую потом выкорчевали по поручению дедули Никуши.
Доминике плевать на сирень и на палисадник, куда она с дружками после попоек сбрасывала мусор. На всё плевать, кроме себя любимой. Хотя нет, ей подобные даже себя любить не умеют. Ценить, холить, лелеять, выгодно продать. Но не любить.
Какой же мерзкий у неё хохот. Дедуля-то не слышит. А может, и слышит, кто знает. Хотя для него это, наверное, нежный колокольчик. Кира попыталась расслабиться. Иногда у неё спонтанно получалось…
Как тогда, ещё в начальной школе, с Вадиком. Инициалы К.А. Кашина показались ему очень смешными. Весь класс дразнил её «какашиной». Кира устраивала крик, гонялась за мелкими уродцами-одноклассниками, но не могла поймать всех. А начал всё Вадик. Но однажды хор дразнящих голосов стал отдаляться, как в тумане расплывались искажённые ругательствами рожицы, гаденькие улыбки и тычущие в неё пальцы. Всё это осталось за кругом тишины. Из глубины поднялось… нечто…
– Подавись какашкой, – сказала Кира, глядя в лицо Вадику, и спокойно вышла из круга гогочущих одноклассников. Он что-то прокричал ей вслед.
А потом пошёл в туалет на перемене. Что именно там случилось,