Две жизни Лидии Бёрд. Джози Силвер
Торчуном, я уверена, – напоминаю я, краснея.
– Ну да, это его прозвище. Просто… не знаю. Это между приятелями. Он в детстве совершенно не умел разговаривать с девочками, ну и… – Дэвид резко умолкает, как будто пытаясь сообразить, как поделикатнее это сформулировать.
– Представляю, – бормочу я, и мы оба таращимся каждый на свою выпивку.
Элли роется в сумке, вроде что-то ищет, а Дэвид слишком воспитан, чтобы посмеяться над моим смущением.
– Не могу это пить. – Я меняю тему.
И испускаю тихий стон, потому что еще один друг Фредди приносит мне стаканчик. Даффи, бухгалтер. И то, что он всегда так сдержан, придает его жесту еще больше значения.
– Сожалею о твоей потере, – говорит он тоном распорядителя похорон.
Это фраза, которую я с радостью изгнала бы из английского языка, но ведь у Даффи добрые намерения.
– Спасибо, – благодарю я, и он уплывает прочь, исполнив свой долг.
Я их понимаю. Они выражают сочувствие. Это ведь те парни, которые веселились вместе с Фредди на футбольных матчах, а потом стояли в неофициальном почетном карауле перед церковью в день его похорон. Их внимание адресовано скорее Фредди, чем мне.
Ставлю стаканы в ряд, в отчаянии гадая, не будет ли слишком ужасно слить все в одну посудину и проглотить разом? Поднимаю голову и через весь паб ловлю взгляд Джоны – он несколько секунд смотрит мне в глаза не то с насмешкой, не то с сочувствием.
К счастью, парад бесплатных порций, похоже, закончился. Команда у игрового автомата, наверное, сообразила, что у девушки есть свой предел, или они забеспокоились на тот счет, что меня переполнят эмоции и я устрою сцену.
– Может, взять шейкер? – изображает заботу Элли. – Смешаешь с парой литров кока-колы и пойдет легче.
– Выпей одну, – почти умоляюще прошу я.
– Ты же знаешь, я не могу смешивать напитки, – смеется Элли. – У меня крыша едет.
Дэвид кивает, его серые глаза светятся беспокойством – он всегда волнуется за Элли. А его самого я не могу попросить о подобной помощи – он человек строго трех кружек пива. Не думаю, что вообще когда-нибудь видела его пьяным. Он не зануда – его сдержанное чувство юмора заставляет меня смеяться до слез, и он бесконечно любит мою сестру, что делает его в моих глазах суперзвездой.
Беру джин и напоминаю себе, что он славится как спаситель матерей. Или как губитель?[2] Я останавливаюсь на спасителе, потому что мне необходимо именно это – спасение от моей безжалостной печали. В окне вижу уличную уборочную машину, неторопливо ползущую вдоль сточной канавы. Вот было бы здорово, если бы она вычистила заодно все темные углы моего ума, пыльные комнаты в глубине, забитые воспоминаниями о ленивых воскресных утренних часах в постели, о поздних вечерах, когда мы пили кальвадос у озера во Франции. Я бы действительно стерла Фредди из своей памяти, если бы могла? Боже, нет, конечно нет! Просто очень тяжело, когда твоя голова переполнена такими вещами, а самого Фредди здесь уже нет. Возможно, со временем эти воспоминания станут драгоценными и я сумею даже получать удовольствие, извлекая их одно за другим и расправляя перед
В начале XVIII века в Англии началось повальное увлечение производством и употреблением джина. Массовый алкоголизм, который впервые затронул и женщин, привел к росту насилия, преступности, проституции, падению рождаемости. На этом фоне возникло определение для джина: «губитель матерей».