Письмо ребенку. Регина Александровна Шульжевская

      ***

      День моей смерти стал началом новой, но не продолжением предыдущей жизни. Воспоминание одиннадцатое

      Мне стукнуло четырнадцать. Мама забеременела и к пятнадцати годам подарила мне братика.

      Вот теперь, кроме клопов, алкоголиков и наркодилеров, у нас появился орущий от коликов и голода младенец.

      Первые месяцы я вполне-таки выносила всё это и даже справлялась с ролью няньки, забирая братика к себе на ночь, кода его бухие родители не могли встать. Однажды отец моего братика принес мне кулёчек с заплаканным ребёнком и бросил на кровать:

      – Заебал орать! Сделай что-нибудь!

      Я прижала Камиля к себе и стала его успокаивать:

      – Тише, тише мой хороший, я вытащу нас из этого ада, обещаю. Вот пойду сейчас работать, заработаю много-много денег, и мы уедем прочь от них…

      Но в какой-то момент я сломалась. Покусанная клопами (кто с этим сталкивался, поймёт: они места живого на теле не оставляют), наблюдающая за спивающейся семьёй, постоянными драками «в мясо», героиновыми жжёными ложками, подрастающим в этой среде ребёнком, я сдалась.

      Внутри что-то щёлкнуло, и я стала думать о самоубийстве. Спрыгнуть из окна – страшно. Повеситься – больно. Таблетки – самое то. Было принято решение уйти из жизни во сне.

      Весь оставшийся день я ходила по родственникам и прощалась, но так, чтобы никто ничего не понял. Заходила к ним в дом на чай, а сама знала, что вижу их в последний раз. Молчу, как обычно, а глаза наполнены слезами, которых никто не замечал. Скорее всего, мне хотелось, чтобы хоть кто-нибудь из них обнял меня и сказал, что я нужна. Но, увы, этого не случилось.

      Вечером я достала анальгин и выпила несколько упаковок. Подошла к братику, обняла его крепко и, зарыдав, стала прощаться…

      – Прости, мой хороший, я больше так не могу. Я никому не нужна в этой семье, меня никто не любит, – с этими словами легла спать, чтобы больше никогда не проснуться.

      Через час мне становится жутко плохо, а Камиль плачет в кроватке, как будто всё понимает…

      Что же я наделала? Кто позаботиться о нём?! Дура! Какая же я дура! Я ведь обещала, что спасу нас, а сама подло бросила его с этим жестоким миром наедине! Что теперь делать?

      Два пальца в рот, тошнота… Но, кажется, слишком поздно. Кружится всё, вот-вот упаду. Собираюсь с силами и, в прямом смысле, ползу к подруге.

      Подъезд… первый этаж… вот она – дверь… стучусь и падаю. Скорая помощь…

      – Что она употребляла? – слышу в бреду. Промывание… Жива.

      – Нет, – подумала я, – я так больше делать не буду, но и так, как я живу сейчас, тоже не хочу.