Эфир. Дмитрий Петелин
ну скажем в шестом классе. Или пятом? Или восьмом? Или к тому времени я уже интересовался… В общем, попал я в больницу с аппендицитом. Операция плевая, пока мама ездила домой за зубной щеткой, кружкой и сменным бельем, меня разрезали, нашли лишний орган, удалили его, зашили меня назад и залили йодом от груди до коленок.
Отходняк от наркоза, наверное, сопоставим с приходом наркомана. Я веществ никогда не употреблял, но подозреваю, что так и есть. Соседи по палате рассказывали, что я показывал «фак» медсестрам и матерился, они смущались и говорили: «Ой, а такой хороший мальчик…» Потом я засыпал, опять просыпался, матерился, засыпал и так несколько раз. Всю ночь после этого я безостановочно блевал.
Две недели я пролежал в больнице и увидел много нового. Увидел деревенских пацанов, которых сдавали в больницу родители, чтоб пару недель поэкономить на еде. Они в столовке набивали хлеб в карманы, про запас. Тогда я осознал, что живу довольно неплохо. Можно даже сказать, с некоторыми излишествами. Увидел уборщиц, которые испытывали к только что прооперированным и перепуганным детям такие же чувства, как надзиратели на Колыме к политзаключенным. Помню, мудрая мама принесла тогда пакет с конфетами, сказала подарить их самой злобной уборщице и поздравить её с Красной горкой. Я так и сделал. После этого она орала во всех палатах, кроме нашей.
Еще я узнал, кто такие медсестры. Узнал, что укол они могут поставить быстро и небольно, «хлопком», а могут медленно вводить иглу, как положено, – и будет больно. Это, собственно, и был главный критерий оценки медсестер. Шпана, обитавшая в палате вместе со мной, имела свой взгляд на медсестер. Их интересовало больше, что у них надето под халатом. Вернее, они страстно надеялись, что ничего. Нетрудно догадаться, что главной доблестью было заглянуть в вырез халата, пока тебе делают укол. Но я тогда действительно числился хорошим мальчиком и такого себе не позволял.
Короче говоря, впечатлений полно. И на фоне всего этого я встретил Галю. У неё была какая-то благородная птичья фамилия… Орел… Лебедь… Сокол…, не помню. В общем, девочка мне понравилась, мы много болтали, ходили друг к другу в гости в палаты, играли в карты. Я был уверен, что, когда мы выйдем из больнички, она станет моей девушкой.
Но нашему счастью не суждено было сбыться: всё испортило «проклятие». Галю выписали неожиданно раньше меня. То, что моя подруга уходит, я узнал случайно, услышав, как она в коридоре прощается с медсестрами. Я не совсем понял, почему Галя не зашла попрощаться, ведь она уже почти моя девушка.
Придерживая зашитый бок, я выскочил в коридор и побежал за ней. Вернее, поковылял, держась за стену. Я звал её, но она не слышала. Тогда я позвал громче, уже на выходе Галя остановилась.
И тут из-за спины до меня донесся шепот медсестры:
– Жалко парня, так и будет всю жизнь бегать.
Вот, собственно, этой фразой можно описать всё моё существование, начиная с того самого момента. Бегаю… а они спокойно уходят. А я бегаю. И меня