Жена. Литвинов
публики, так громко кричал «Ура!» и так энергично махал трибунам шарами, что моего папу обыскали люди в штатском и попросили снять меня с плеч.
Я уверял её, что видел «живые» танки, а не фальшивые, по телевизору.
Она делала круглые глаза и, дабы не обидеть меня, изумлялась с оттенком мнимой зависти:
– Правда???
– Правда, Светка, правда! – отвечал я ей и думал: «Какая же молодец, все-таки, Светка. Наверняка, ей эти танки по фиг, но она, глядя в мои, искрящиеся от восторга глаза, не хотела расстроить меня равнодушием и подыгрывала мне, прекрасно зная о том, что это моё мимолётное увлечение скоро пройдёт».
И тогда я, окрыленный её интуицией, со всей к ней признательностью, убеждал её:
– Светка! Светка! Софи Лорен – уродина по сравнению с тобой!
И потом, чтобы доставить ей полное удовольствие, я сам, по собственной инициативе, заводил дискуссию о косметике, моде и о том, что, хотя чулки в сеточку пользуются сейчас у женщин такой популярностью, будущее – за однотонными коричневыми колготками.
Играя в дочки – матери с её одинокими подружками (втайне, наверняка, завидовавшими ей, может быть не тем, что у Светки есть я, а вообще, что у неё есть верный парень), я, естественно, был папой, моя жена Светлана – мамой, а её старые девы-подружки были нашими нерадивыми завистливыми дочерьми.
Иногда в наших играх появлялись либо незаконнорожденные, либо блудные сыновья.
Это были либо пираты, которых мужское население нашего детского приёмника нелегально выбрасывало за борт лихих разбойничьих каравелл, либо партизаны и солдаты, по объективным причинам с пламенем вылетавшие из огня ожесточённых перестрелок классических сражений масштабного театра боевых действий.
Им ничего не оставалось делать, как заползать в наш домик к нам на огонёк.
– Ты раненый или убитый? – строго спрашивала Светка.
– Убитый, разве ты не видишь? – отвечал ей борзый мальчик, показывая ссадину на виске.
– Это в Вашей игре ты убитый, а в нашей игре ты будешь нашим сыном. Неужели это не понятно? Как не стыдно забывать об отчем доме и вспоминать о нём, только тогда, когда трындец, как основательно покалечишься! Не ёрзай! – отчитывала Света своих детей за столь долгое отсутствие, и тут же заботливо обрабатывала и забинтовывала им раны, делала им оттягивающие компрессы, кормила и укладывала сыновей спать.
Сёстры ревниво взирали на своих братьев. Их бесило то, что они – братья, а не чужие ребята, с которыми можно флиртовать.
Они месили тесто из снега и песка и строили планы о том, как бы им самим стать ранеными, чтобы получить возможность быть уложенными рядом с братьями руками заботливого папули.
Я же, как это водится в условиях первобытнообщинного строя, снимал со стены старинное охотничье ружьё «Диффурни», поправлял ремень на шубе и уходил на охоту.
Мои дочки лепили кексы из теста, из него же делали формы для пирожных и пекли пирожки в печке, сконструированной мной из обувной коробки, Света, сидя у окошка, следила за их работой и махала мне рукой.
До