Вода для слонов. Сара Груэн
наклонившись, он протягивает сигарету Верблюду. – Ты уж прости.
– А что, разве ж я против самокрутки? – отвечает Верблюд. – Спасибо тебе, Уилл. Премного обязан.
– А это кто такой? – тычет в меня пальцем Уилл.
– Новичок. Якобом Янковским зовут.
Уилл смотрит на меня, поворачивается и выпрыгивает из вагона.
– Что, совсем новичок?
– Совсем.
– А ты его уже показывал?
– Не-а.
– Ну удачи вам. – Он кивает мне и дотрагивается до шляпы. – Ты только не спи слишком крепко, малыш – ежели, конечно, понимаешь, о чем я. – С этими словами он вновь исчезает внутри вагона.
Между тем среди грязных людей уже появились сотни лошадок. Если взглянуть со стороны – вокруг царит полнейший хаос, но когда Верблюд зажигает наконец свою самокрутку, несколько дюжин упряжек уже готовы и движутся вдоль вагонов, где их ждут фургоны. Как только передние колеса фургона касаются наклонного деревянного настила, направляющий его рабочий отпрыгивает в сторону. И правильно делает. Нагруженные до предела фургоны с грохотом скатываются вниз и останавливаются только в дюжине футов от вагона.
Утренний свет позволяет разглядеть то, чего я не увидел ночью: фургоны выкрашены в красный цвет и отделаны золотом, даже колеса позолочены. На фургонах гордо значится: «БРАТЬЯ БЕНЗИНИ: САМЫЙ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ЦИРК НА ЗЕМЛЕ». В каждый впрягается шестерка, а то и восьмерка першеронов, и лошади принимаются тащить свою нелегкую поклажу через поле.
– Берегись! – кричит Верблюд, хватая меня за руку и притягивая к себе. В другой руке у него шляпа, а в зубах зажата мятая самокрутка.
Мимо мчатся верхом трое. Свернув, они пересекают поле, объезжают его по периметру и несутся обратно. Тот, что скачет во главе, крутит головой по сторонам, внимательно осматривая землю. Вожжи он держит в одной руке, а другой вытаскивает из кожаного мешочка дротики с флажками и мечет их в землю.
– Что это он делает? – спрашиваю я.
– Размечает площадку, – отвечает Верблюд и подходит к вагону для перевозки лошадей. – Джо! Эй, Джо!
В дверном проеме появляется голова.
– У меня тут новенький. С пылу с жару. Он тебе, часом, не пригодится?
На мостки выходит человек. Чуть приподняв обтрепанную шляпу рукой, на которой всего два пальца, он пристально меня изучает, сплевывает из угла рта темно-коричневой, окрашенной табаком слюной и удаляется обратно.
Верблюд торжественно пожимает мне руку:
– Ты принят, малыш.
– Принят?
– Так точно. А теперь пойди-ка поубирай дерьмо. Я тебя потом найду.
В вагоне для перевозки лошадей творится что-то невообразимое. Я работаю в паре с парнишкой по имени Чарли. Лицо у него нежное, как у девушки, а голос еще даже не ломался. После того как мы выгребаем наружу что-то около тонны навоза, я прерываюсь и оглядываю оставшийся фронт работы.
– Сколько же здесь обычно лошадей?
– Двадцать семь.
– Боже.