Рюрик. Полёт сокола. Михаил Задорнов
себя, покажу, – улыбнулась молодая мать.
– Ой, погоди, я же тебе подарок приготовил, – встрепенулся Доброслав, протягивая роженице небольшой берестяной короб искусной работы. – Вот лунницы серебряные покровительницы женской богини Макоши и обереги, рекут, от серебра молоко прибывает…. – Вслед за Умилой они с князем прошли в небольшую уютную светёлку, стараясь ступать неслышно.
– Красавец, – прошептал Добромысл, – как есть красавец, вылитый отец!
– А по-моему, он более на Умилушку похож, – тоже шёпотом возразил счастливый отец, прижав к себе легонько на миг светящуюся от радости жену.
– Эге, Годослав, у меня и для тебя подарок есть, да какой!
– Знаю я вас, мужей, небось, конь или клинок какой заморский, – тихо промолвила, улыбаясь, Умила.
– А вот и не заморский, а нашего самого лепшего кузнеца Ладомира. – Он поманил брата назад в гридницу. – Огнеяр, – негромко кликнул, отворив входную дверь, – неси!
Молодой ладный стременной бережно подал своему начальнику меч в червленых ножнах.
– Вот, брательник, держи! – Добромысл, взяв меч, на вытянутых руках протянул подарок Годославу. – Рудокопы рекли, что Перунова молния ударила в то место, откуда взяли руду для сего меча.
Князь так же бережно принял меч, наполовину вынул его из ножен и узрел на блестящем полированном до зеркальности клинке руну рода «R» у рукояти и родовой знак разящего сокола. Змеевидный рисунок по долу клинка лепше всяких слов рассказал опытному воину об истинной ценности подарка.
– Ух и добрая харалужина! А работа-то, работа! – восторгался князь, полностью извлекши клинок и любуясь отражением на его гладкой, будто литой поверхности. Дякую, Добромысл! – растроганно обнял брата Годослав. Потом оборотился с горящими от восторга очами к жене. – Гляди, Умила, разве ж может какой франкский или даже арабский клинок с чудом сим сравниться?
– Истинно, брательник, равных нашим мечам нет, они и гнучки, и крепки невероятно, а зеркального блеска клинков и вовсе никому в свете не добиться, ведь полировочный камень для такой работы только тут у нас, в устье Лабы нашей, имеется.
– Ой, по мне клинок и клинок, – пожала плечами жена, – вон на том кинжале заморском, что купцы арабские тебе поднесли, тоже узор серо-чёрный по всему клинку…
– Что ты, Умила, – увлекшись, воскликнул Добромысл, – у арабов сей узор без всякого порядку. Мастер не волен его по своему хотению уложить, а как само выйдет. А сей, гляди, змейка-то по долу как идёт ровнехонько, и узор уложен, что вышивка у лепшей мастерицы. Какой кузнец возжелает, такой и сварганит, никто такого чуда в свете повторить не может, разумеешь?
– Дети, сущие дети сии мужи, – промолвила с усмешкой Умила и махнула рукой.
– Сей меч будет обережным клинком для моего сына, – молвил князь. – Ну, держитесь теперь нурманы, саксы и франки!
– Да что ж это, дитя едва на свет явилось, а вы уже ему воинскую долю готовите! – укоризненно молвила мать.
Брательники переглянулись,