Декорации. Никита Владимирович Чирков
атаку в отместку за устроенный вами Сбой?
– Ты не получишь от меня никакого ответа.
– Я просто выполняю работу, ты сам знаешь – кто-то должен рассказать людям правду.
– Правда – крайне относительное понятие, а из твоих уст – еще и крайне переоцененная, – голос чуть сорвался, Бенджамин явно сам был недоволен своим состояние и старался не поддерживать зрительный контакт.
– Тогда зачем ты пустил меня сюда? – Спросила она с откровенным сочувствием, слегка играя в поддавки.
– Я хочу верить, – он посмотрел на нее пристально и строго, – что ты сможешь понять и признать, что есть люди, которые вопреки собственным жизням, пошли на риск ради других. Там погибли хорошие люди, прекрасные люди, которые были дороги своим близким… – он замолчал, понимая, как его заносит.
– А еще ты думаешь, что сейчас лучше пойти мне навстречу, ведь так тебе было бы проще контролировать то, что я могу написать, я ведь права? – Ответа не последовало. Он лишь посмотрел на нее, но уже совсем другим взглядом, который как бы говорил: "ты ничего не понимаешь", и ушел, оставив её одну.
Ильза решила более не трогать Бенджамина, как минимум пока, ведь работа работой, конечно, скорбящий человек, который может потерять самообладание, это, конечно же может быть полезным для выяснения информации, но не в случае, когда этот человек в будущем будет нужен на ее стороне. Она медленно шла через кладбище, окружённая людьми, некоторые из которых оглядывались на нее, но не позволяли себе лишнего слова. Все-таки, репутация Ильзы Этвуд была, мягко говоря, не самой чистой, как минимум с точки зрения поднимаемых ею тем и её интерпретаций событий. Ильза понимала все прекрасно, и вопреки отсутствию у нее стеснения или страха, он приструнила на время свою наглость и надменность, что служили ей частенько главным орудием, и вела себя спокойно, лишь наблюдая за трауром.
Больше всего Ильзу привлек внимания могильный камень Мироновой Майи, организатора лагеря Саламис в Природных землях, бывшего руководителя отдела робототехники и человека, чей вклад в благотворительность был воистину велик. Около ее могилы стоял Соломон Напье. Его взгляд даже без дополнительных знаний говорил, практически кричал о том, какой кошмар ему довелось пережить. Склонивший голову, словно забывший про речь и мысли, он молча смотрел на фото Майи. Его руки были опущены вниз, вдоль тела, словно просто висели на плечах. Костюм, в который он облачен, сидел слишком ровно, словно кто-то надел его на Соломона. Она аккуратно подошла, молча встав рядом. Казалось, будто Соломон не замечал никого вокруг, напоминая куклу-марионетку на веревочках.
– Произошедшее ужасно… – медленно начала она, – Майя была, пожалуй, самой честной из всех. Я действительно уважала ее. Довольно часто мне казалось, что чем больше она делает, тем меньше ее замечают. Словно те, кто стоят выше, не хотели ее вмешательства в большую игру. Помню, как мы впервые с ней познакомились, это было как раз тогда, когда она только