Мальчик, который видел демонов. Кэролин Джесс-Кук
ожидаю увидеть припаркованный на отведенном мне месте потрепанный «Вольво» Майкла, напряженный взгляд которого требовал от меня поставить Алексу пятерку с плюсом, словно он сдавал экзамен на пригодность к жизни в своей семье. Если бы все было так просто. Мне следовало осознать это раньше: Майкл видит во мне врага. Хочет сблизиться со мной, чтобы повысить свои шансы уберечь Алекса от – термин Майкла – «психушки». И, полагаю, здесь у меня и Майкла цель общая: против своей воли я привязалась к мальчику, ощутила что-то очень знакомое в ситуации, в которую он попал, нечто близкое. И я чувствую, что мне по силам помочь ему: хотя помощь может оказаться совсем не такой, как представляет ее Майкл.
В кабинете я включаю чайник и оглядываю книги, которые мне наконец-то удалось расставить по полкам. В моей библиотеке, разумеется, психиатрические журналы и учебники, но также беллетристика, пьесы, религиозные тексты: правду о человеческой психике можно найти не только в справочниках и академических трудах.
Пролистывая старые, с пожелтевшими страницами книги К. С. Льюиса и Милтона, я размышляю о том, что Алекс, по его словам, видит демонов. С давних пор, уж точно с первого столетия после Рождества Христова, мания и шизофрения шли рука об руку с проявлениями сверхъестественного и галлюцинациями. Бог, ангелы, супергерои, мученики… Последние две тысячи лет все они появлялись на сцене шизофрении в документально зарегистрированном бреде. Больные, заявляющие, будто видят демонов, далеко не редкость, но случай Алекса представляется мне весьма необычным. Он утверждал, что демон – его лучший друг. И, похоже, знал о Поппи. Только это свидетельствовало о том, что десятилетний мальчик с такой степенью осведомленности – уникум.
Чайник трясется от нагрева. В голове звучит голос Поппи: «Это как дыра, мама. Дыра вместо души». Красный рычажок щелкает. Я думаю о лежащей в клинике Синди, ее усталом, исхудалом лице, на котором читается изнеможение женщины, прожившей в три раза больше нее, слышу ее признание, что она недостаточно хороша для Алекса. Записываю, что Алекс пытается понять свою темную сторону и скорее всего матери тоже. Записываю, что надо получше разобраться с аспектами стыда и вины в его характере, как я могу помочь ему понять, что для любого человека это естественно. Мне следует научить его справляться с ними, когда они вызывают ярость и потенциально могут привести к причинению вреда себе, а также другим. Я должна объяснить, почему его мать хватается за таблетки и лезвия всякий раз, когда черное облако застилает ей разум.
Я смотрю на свои записи. В раскрытом учебнике обвожу две строки милтоновского «Потерянного рая», не потому что они проливают свет на состояние Алекса. Причина в ином: они окутывают меня сокрушающим чувством дежавю:
У разума свое пространство, и в себе
Из рая создает он ад, из ада – рай.
Я постукиваю карандашом по столу, пытаясь вспомнить, где сталкивалась с этой цитатой, почему она выглядит такой знакомой, и тут все возвращается. Книгу мне подарила коллега. Начался первый год