Поле боя при лунном свете. Александр Казарновский
Промахнулся. Еще раз ткнул. Попал. Белые стены озарились белым же светом, пронзительно-белым, который бывает лишь в офисах и школах.
– Кто там? – раздался голос рава Элиэзера. Всё. Сейчас он задаст ему вопрос, с которым вряд ли кто из учеников когда-нибудь обращался к нему – и будь что будет, – твердо решил Цвика и… развернувшись на сто восемьдесят градусов, бросился бежать. При этом он споткнулся об обломок глиняной вазы, некогда украшавшей мини-клумбу перед входом в учительскую, и шмякнулся на траву. Сзади скрипнула дверь, и Цвика оказался в ковше света. Он обреченно поднялся. На пороге учительской стоял рав Элиэзер.
– …Рав Элиэзер, мне уже шестнадцать лет. Через два года – в армию. Я, конечно, пойду в боевые части, как все у нас в Самарии. Только бы профиль не подкачал.
– Не подкачает. Ты вон какой здоровый, – улыбнулся рав Элиэзер. – Продолжай.
– Получается, что жениться я смогу только через пять лет. А до тех пор что? Вообще не смотреть на девушек? – Цвика замолчал, ожидая, что рав Элиэзер скажет либо “да”, либо “нет” либо хотя бы руками разведет. Но рав Элиэзер молча смотрел на него. Замолчал и Цвика. По белой стене ртутью скользнула крохотная ящерка и скрылась в щели кондиционера.
– Продолжай, – сказал рав.
О чем продолжать? О том, как настояниями равов ни разделяли «Бней-Акиву» на мальчиков и девочек? Или о том, что, как родители ни ругаются, а вечерами они все равно гуляют по ишуву вместе. И каждый вечер, стайка ребят и девушек собирается и – либо у Лиора (у него родители на спецавтобусе в двенадцать ночи приезжают), либо у Сивана – у него отец с матерью не против – а иногда просто пойдут в лесок костер развести, рассядутся на травке и болтают.
Не то, чтобы у кого-то какие-то романы. А впрочем, кто его знает? Если и есть что-нибудь такое, здесь это тщательно скрывают даже от близких друзей. Ну, тем, кто постарше – прямой путь под хупу, здесь все понятно. А что делать таким вот, как он, Цвика? До хупы как до луны.
Рав молчал.
– Мне нравится одна девушка, – выдавил из себя Цвика. – Вам, наверно, ученики никогда такого не говорили.
– Почти, – согласился рав. – Всего лишь каждый третий, не чаще.
Лампа дневного света отсвечивала на глянцевой фотографии рава Кука, в точности посередине его знаменитой папахи. Цвика перевел взгляд с рава Кука на рава Элиэзера. Правда или шутка были его последние слова, но Цвика почувствовал, что пробка из бутылки вылетела, и все, что у него в душе вызрело, сейчас, как гейзер шипучего вина, рванет вверх. Так и вышло.
– У нас в Офре, – говорил он, – на окраине стоит недостроенный дом. Его строил себе покойный рав Гершкович. После того, как неподалеку от перекрестка Шило арабы расстреляли его и всю его семью, дом стоит, разрушается. Так вот, я хотел бы, женившись на Офре, откупить этот дом, отстроить его, насадить вокруг сад…
– Твою избранницу зовут Офра? – спросил рав Элиэзер.
– Да.
– И живете вы в поселении Офра?
Ронен