Жизнь солдата. Лев Моисеевич Липовский
учились, но и помогали по указанию ребе его жене по хозяйству: таскали дрова, воду, мыли полы, нянчили их детей. Правда, после хейдера брата сразу приняли во второй класс.
Когда мне исполнилось семь лет, мама записала меня в еврейскую школу №6. Она находилась в двух шагах от нашего дома по улице Циммермановской, дом 28. Это был длинный деревянный дом с частыми высокими окнами, обитый поверх бревен дощечками, как и наш дом. Вот в этом доме и находилась начальная четырехклассная школа. После окончания этой школы всех учеников переводили в пятый класс еврейской школы №3. Она находилась довольно далеко от нас, на углу улиц Ленина (ныне Циммермановская) и Садовой. Рядом со школой №6 на углу Циммермановской и Бобруйской улиц находилась белорусская школа №2. Это было двухэтажное кирпичное здание, отштукатуренное известкой, с решетчатыми окнами. Говорили, что до революции в этом здании было главное казначейство Рогачева.
Двор у обеих школ был общий, и в обеих школах вход был со двора. В белорусской школе был парадный вход со стороны Бобруйской улицы, но он был наглухо забит, и им не пользовались. В нашей шестой школе классы были большие и просторные. В нашем классе стояли три ряда парт по восемь-девять парт в ряду. А на каждой парте сидели по два и даже по три ученика. Представляете, какие были классы? Они вмещали до шестидесяти учеников и более.
Об учебе я мечтал задолго до школы. И я, и мама просили старшего брата, чтобы он научил меня хотя бы читать. Но он ссылался на свою занятость и говорил:
– Пойдет в школу, там всему научат.
И вот я шел в первый класс в радужном настроении, но сразу же после первого урока был страшно огорчен. А произошло вот что. После школьного звонка вошла в наш класс учительница, поздоровалась и спросила:
– Дети, кто из вас знает все буквы и умеет читать, поднимите руки.
В эту минуту я пожалел, что брат не захотел научить меня читать. Руки подняли больше половины класса. Я остался с меньшинством, хоть и знал буквы.
– Дети, – продолжила учительница, – кто не умеет читать, тот садится за парты, стоящие у окон, а умеющие читать занимают два других ряда.
Я сел на первую парту у окна. Отсюда был виден весь двор. Ох, как он будет меня постоянно отвлекать!
– Теперь запомните, дети, – сказала учительница, – первые два ряда будут учиться в первом классе, а третий ряд у окон – в нулевом.
Таким образом я попал в «нулевку» – подготовительную группу. Только после этого распределения учительница представилась нам.
– Запомните, дети, меня зовут Эсфирь Абрамовна, а фамилия моя – Гинзбург.
Это была моя первая учительница. Она помогла нам сделать первый шаг к грамоте, первый шаг к своим будущим профессиям. В течение двух десятков лет она была для всех первоклашек первой учительницей. И у всех у них осталась добрая память о ней, потому что у нее была добрая душа, приветливая улыбка и горячее сердце. Эсфирь Абрамовна учила нас довольно своеобразно. Класс был большой, да еще две группы. Чтобы все успевали, она постоянно прикрепляла