.
мне не вонял, у меня насморк. Прокурор , старый дедуля, склонился над трупом на долгих несколько минут и дребежжащим голосом констатировал: "Двое суток, не меньше." Потом, помогая эксперту раздевать погибшего мужчину, все крестился на него и просил прощения: "Прости нас, что тревожим тебя, мы же не по своей воле. Покойся с миром. Прости нас." – И так по кругу.
Труп мужчины лежал на стопке деревянных поддонов в центре слабоосвещенного подвального помещения, раскинув руки и ноги с запрокинутой головой и перерезанной шеей. Неумело перерезанной. Я видела умелые разрезы. Я видела как резали друг друг друга кавказцы, неистово, кинжалами. Видела их жертв, с тонкими ровными порезами на спинах, проникающими в почки. Даже однажды видела порез самурайским мечом. Я конечно не суд.-мед. эксперт, но, за долгие годы научилась разбираться в повреждениях. Шея трупа была порезана небрежно, как будко крышкой от консервной банки. Рваные края кожи на горле расходились ассиметричным узором. Пока эксперт-криминалист, любимчик женской половины отдела, Жора Асмус, снимал с ног трупа пятую пару вонючих носков, участковый инспектор Семёнов тихо блевал на трубу отопления в дальнем углу подвала. Опера технично смылись, под предлогом поквартирного обхода. Я заполняла протокол осмотра места происшествия. Вдруг, подвальная дверь с тихим скрипом отворилась, пролив неровный серый утренний свет в помещение. В проёме показался темный силуэт. Раздался сиплый шепот: – "Давайте тут потише, придурки, менты рядом бродят, я патрульку видел во дворе! "
Я перестала писать протокол и замерла. Участковый оторвался от трубы отопления, выпрямился и икнул. Эксперт нервно хихикнул. Прокурор, отняв собранные щепотью пальцы ото лба, обернулся на говорящего. Воцарилась пауза.
– А ну, иди сюда! – пришедший в себя Семёнов резко рванул к двери. Даже не ожидала от него такой прыти. Мощный, как кабан, участковый, в три прыжка преодолев подвальное помещение, на ходу утирая слюни с подбородка рукавом куртки, и уже намереваясь выскочить наружу, хватил лбом полотно железной двери, которую удачно с силой прикрыл непрошенный гость. Раздался гулкий удар. Семёнов, охнув, повалился на спину, и замычал как раненый тюлень. Снаружи доносился галопирующий по мокрому снегу топот ног визитера. Эксперт заржал. Нет, он просто зашёлся в еле сдерживаемом беззвучном истерическом смехе, норовя протереть вонючим носком выступившие слезы на глазах. Но, что-то останавливало его в последний момент, и он, согнувшись пополам от смеха, засунул руки вместе с носком себе между ног. Я бросила на пол планшетку с протоколом и подошла к Семёнову. Огромная красная шишка наливалась на лбу участкового. Он, поднеся руки к вискам, видимо не решаясь дотронуться до раненного лба, промычал: "Болиит голова, охохохо…" . Асмус, утирая слезы рукавом, cклонился над участком и издевательски постучав себя костяшками пальцев по лбу, произес:– "Нечему там болеть! Там же кость"!
Вернувшись в отдел, заварила себе крепкого чая и села разбирать материал. Кабинет мы делили на троих. Два других следователя, Силантьева и Малышева работали по нераскрытым. И ни одной из