На счастье. Никтория Мазуровская
жену скалой, – Твоя дочь попала в беду, а ты почти десять часов не брала трубку, бл*дь! И ты будешь мне тут устраивать слезливую мелодраму?!Какого хрена я должен искать тебя по всему миру через пятые лица? Ты совсем от мужика этого ополоумела? Ты ее мать, это ты должна быть рядом!
– А с тебя прям убудет с дочерью побыть? В кой-то веки ты со своим ребенком, и предъявляешь мне претензии. Она не маленькая, и она была не против моей поездки!
Истерика и страх о дочери уже позабыты. И, как всегда, при их встрече пошли упреки.
– Ты бл*дь тупая? Я мужик, понимаешь, мужик! А ее из-на-си-ло-ва-ли! Я для нее враг! Ты! Ты должна быть рядом, а не трахаться за бугром с каким-то альфонсом! Как только ей станет легче, я ее заберу к себе, поняла?! И живи с кем хочешь, и как хочешь!
– Ты не посмеешь!
– Ты слышала, что я сказал? Твою дочь какая-то мразь изнасиловала, а тебе важно заберу я ее или нет, потому что деньги я потом тебе переводить не буду?!
– Хватит-хватит, – Кеша встрял между ними, – Успокойтесь!
Света ушла за валокордином, потому что их всех начало трясти.
– Что мы можем сейчас сделать? Чем помочь? Она пришла в себя? Показания взяли? Что врачи говорят?
Кеша Смолов засыпал вопросами. Мужчина переживал за девочку, которую крестил через два месяца после рождения. Она на его руках выросла. Эта девчушка помогла его сыну пройти через ад в детстве. Не мог он быть равнодушным к ней, не мог. Хоть иногда и хотелось. Его сын был влюблен, безответно. Какой родитель будет спокоен в таком случае? Не он, точно. Но сейчас некоторая обида за своего наследника прошла, как и не было ее. Осталась только боль за эту девочку. И вина. Вина потому, что он мужчина.
Когда женщины хряпнули по рюмочке успокоительного, Петр, наконец, смог говорить нормально.
– Физически она пострадала не страшно. Разрывы… в общем там ей все зашили. Голову тоже…, она сильно ударилась и получила сотрясение. Ссадины, царапины. Хуже с горлом. Повредились хрящи гортани и мягкие ткани. Там пока отёк сильный.
– Как повредились? – Камилла ахнула и схватилась за сердце, – Ее… ее…
Кажется, до нее только сейчас в полной мере дошла ситуация.
– Ксюшу душили, да, – хрипло выдохнул, а самого снова затрясло внутренней дрожью от ярости. Она никуда не делась. Но и выхода дать ей он пока не мог.
– Ксюша может говорить? – Кеша видел с каким трудом старый друг контролирует себя.
– Нет, пока что. Спадет отек и будет видно, так говорят врачи. Психолог считает, что это еще и моральная травма для нее, и не факт, что как поправят ей горло, она сможет себя пересилить.
– Психолог?
– Да, она из консультации жертв насилия. Сразу начала работать с малышкой.
– Ты просил не говорить Давиду, но, если она не говорит, он лучше других сможет ее понять. Они ведь… ты же помнишь, что с ним было, Ксюша всегда его и без слов понимала.
Петр вперил в друга тяжелый взгляд, пригвоздил того к полу.
– Психолог говорит, что не нужно, значит, не нужно, – агрессивно заговорил, – И, если кто-то из вас