Женщина-Волшебство. Ульяна Вольная
жалости или озлобления по отношению к своему телу. Я думала об этом в перерыве между стаканами, но не могла найти ответа. Внутри меня была тишина и пустота.
Ненавидеть тех, кто надругался надо мной, было бессмысленно, если я не планировала их убивать.
Будучи ребёнком, я впитала в себя токсичные пары. Слишком много боли. Боль не могла прорваться наружу. Фурункул внутри мог вызвать смерть всего организма. Благодаря мощному щелчку фурункул лопнул, и его вскрытию способствовало изнасилование, как бы безумно это ни звучало.
Мне сложно было справляться с болью внутри меня, но гораздо сложнее оказалось с нею справится, когда она показала своё лицо. Окружающие люди стали держаться от меня подальше, остерегаясь и испытывая отвращение.
На работе я держала марку, моя репутация была кристально чистой, но стоило мне выйти за пределы рабочего пространства, как каждая моя пьянка заканчивалась слезами, руганью и проблемами.
Я отдавала себе отчёт в том, что мои истерики несут угрозу для окружающих, как психологическую, в виде испорченного настроения, так и физическую, но я до конца не отдавала отчёт своим поступкам и сама не знала, чего от себя ожидать, поэтому перешла на одиночный алкоголизм, до лучших времён прервав все приятельские связи. Похмельное раскаяние стало постоянным гостем в моей квартире.
Так проходила моя зима.
Издержки изнасилования
Невыносимая боль, под давлением которой моё тело сжималось и разжималось с такой силой, что было тяжело дышать, стремление бежать без оглядки и желание быть с людьми – всё это на сумасшедшей скорости мешалось во мне, отключая разум.
Не зная, как разорвать замкнутый круг из страданий и боли, я чувствовала, что сил сопротивляться больше нет. Я не знала, как это остановить, и отправилась на поиски истины в местный бар, чтобы принять нелёгкое для себя решение.
Сидя за барной стойкой с кружкой пива, я надсмехалась над собственной жизнью.
Наблюдая за окружающей обстановкой и людьми, я слышала их похотливые мысли, со скрежетом проходящие сквозь меня, чувствовала все их ощущения и желания. Я поразилась, насколько остро и открыто можно видеть жизнь. Это была грязь, в которой я не хотела больше находиться, но, как от неё уйти, я не знала.
Люди ржали, пищали, визжали, натужно делали вид, что счастливы, некоторые сидели и что-то бурно обсуждали, едва не переходя на крик, но большинство пришло показать себя и раскисало от скуки, не давая этому чувству отразиться на своём лице.
Какой-то мужик присел познакомиться со мной. Справа от него неожиданно выросла спутница, которую он упорно выдавал за свою сестру. Она играла в его игру, по его правилам, пренебрегая при этом собой. Её широкая красивая улыбка, как в рекламе зубной пасты, сверкала белизной всех зубов, но её глаза говорили об усталости души, мучении и безволии. Он специально провоцировал её подобным образом. Садист. А я искала ту грань, зайдя за которую, понимаешь, что лучше умереть, чем видеть всё это.
Меня пригласил