Шин Делет Ид/Ich bin aid. Проза еврейской жизни.. Ариель Давидович Абарбанель
Я познакомился с ней на улочке, где когда-то текла речушка с бодреньким названием Таракановка.
Пережив различные периоды становлений и падений в нашей Советской стране, она оставалась на плаву. Встала в бухточке бывшего проектного института, «разбитого» на множество разных помещений, сданных под разные фирмы и фирмочки .
Свою фирмочку она назвала «Оздоровительный центр» и годы продолжала это своё предпринимательство, переживая больше невзгод, нежели удач .
Тогда в 1989 году она встретила меня на этой самой Таракановке, освободившегося, прошедшего «малый круг» хождения по мукам разных лагерей и тюрем.
Я стоял растерянный, в домашних тапочках, из колонии, в устаревших вещах шестилетней давности, несуразный, с мусорным ведром, словно не сознавая до сих пор, где нахожусь.
Тогда в мае 1989 она проявила ко мне неподдельную доброту и участие, общаясь просто и открыто .
Такая для меня она и осталась. Десяток лет мы не виделись, лишь изредка перезваниваясь. И только в следующем веке, через 13-14 лет после первой встречи, случилось нам увидиться вновь.
Я надеюсь, что эти беседы были для неё так же приятны, как и для меня. Хотя одно беспокоило её явно. Она никак не могла переработать мысль, что я, в каждую очередную встречу, разительно, по её мнению, меняюсь . Никак не могла она поверить в искренность и увидеть закономерность . Очень хорошо относясь к этому человеку, я написал для неё следующую притчу.
Вырощенное в трущобах
Старый садовник не смог больше обрабатывать свой сад и уехал жить в город.
Поселился он в одном из трущобных районов серого громадного города.
Как-то чистя свой старый сюртук, он сунул руку в карман и обнаружил там старые засохшие зёрна. Да, обычные семечки. Только семена те были все разные, от разных растений, а от каких – старик уже знать не мог.
– Что ж, посажу я их у нас во дворике, посмотрим что вырастет.
Взял старик эти семена и на кусочке земли, оголившейся от вспухшего и треснувшего асфальта, посадил их в почву.
Жил старик в доме, стоявшем лицом к лицу к другому дому. По бокам также тесно стояли дома. «Колодец» – так назывались эти дворики в том огромном, сыром городе.
Солнце еле пробивалось через стены – в этой стране солнечные дни были редкостью – лишь в вечерние часы перед заходом оно успевало коснуться земли и согреть пробивавшиеся ростки .
Время шло, растения росли, и вначале они почти не отличались друг от друга. Все были серые и блёклые.
Потом,через какое-то время, можно было уже отличить проявлявшийся чертополох, кустик, принимавший очертания крапивы, хилую осинку. Одно деревце оставалось непризнанным.
Это непонятное для других растение с самого начала пытались оттеснить, заслонить от живительного света.
Чертополох колол колючками, другие растения жгли, бросали тень, душили своими корнями молодой побег. Но деревце продолжало жить .
Тоненькое и пропылённое, оно тянулось к свету, жадно хватая редкие лучи солнца.
Оно было неприглядным: