Меловой крест. Вионор Ахмедович Меретуков
уже не мог его в себе удерживать.
Я содрогнулся, как смертельно раненый зверь, – Дина почувствовала надвигающуюся бурю, – и мы оба закричали, как приговоренные к смерти на плахе при виде палача с топором…
И соединились две реки в одну, полноводную и горячую, как лава или расплавленный мед. И исчезло все. Умерли звуки, умерло время, умерло прошлое и, не родившись, умерло будущее.
…В который раз все стало предельно ясным и понятным.
В который раз я сказал себе: эврика!
В который раз познана истина!
В который раз были разрешены все вопросы. Или, вернее, они, эти вопросы, стали бессмысленны. Все эти – зачем родился, зачем жил и зачем умер.
Голова была пуста, как у новорожденного. Удивительно светлое, чистое, прямо-таки стерильное, чувство!
Хорошо умереть, когда ты опустошен близостью с женщиной.
Познав высшее из наслаждений, можно спокойно и равнодушно наблюдать, как мир обваливается и летит в пропасть. Как, зловонно чадя, сгорает жизнь.
Все, что должно было произойти со мной дальше, не представляло для меня в этот момент ни малейшего интереса.
И можно было без сожалений и ропота отойти в лучший из миров. Это и будет высшая познанная справедливость…
Или счастье, если его понимать, как полное отсутствие желаний…
Мое внутреннее состояние в эти мгновения можно было определить как благодушие, смешанное с полнейшим безразличием ко всему, что происходило во мне и вне меня…
И только бесконечная скорбь при воспоминании о давнем грехе лежала на самом дне утомленного любовью сердца…
Я перечел написанное, и снова меня разобрал злой смех.
Глупец, я пытался описать чувства… Хотел на бумаге воссоздать трогательную и откровенную сцену любви, а родилась беспомощная карикатура на обожаемую обывателем «клубничку»… Это надо же, сравнить ласковое, нежное лоно с проломом в кирпичной стене!.. Какое-то взятие крепости, будто вырванное из «Сказок тысячи и одной ночи»…
Прав был известный мудрец, сказавший, что смешное и трагическое – независимо от нашего желания – всегда идут рядом. И как комично, даже для благожелательно настроенного читателя, должны выглядеть потуги кажущегося циника, вообразившего себя на миг героем-любовником и подражающего сразу нескольким когда-то прочитанным писателям!
И опять этот – незаметно для пишущего – вкравшийся в текст фальшивый пафос…
Хотел дать себе зарок не писать подобных сцен – непосильных для меня, но потребность высказаться, видимо, всегда сильнее здравого, но слабого намерения помолчать.
Оправданием мне может служить лишь уверенность в том, что искренность очень часто выглядит лживо. Пример? Извольте. Кому поверит юная девушка? Прожженному ловеласу с кавалерийскими усами или робкому, запинающемуся на каждом слове, неопытному влюбленному? То-то… Так и в литературе…
…И