Как живется вам без СССР?. Лариса Бабиенко
Тут уже срабатывал национализм с другой стороны. Уже и оппозиция подчищала историю, ломала страну и корежила ее не меньше стреляющих окраин. Для чего охотно и сознательно путала бездушный космополитизм с теплым и добрым интернационализмом – братством людей в собственной стране. Всем: и левым, и правым – почему-то хотелось, чтоб каждый народ шел над бездной один, первобытным зверем, и опасливо поглядывал на тропки, по которым двигались другие народы, лишь рыча и оскаливаясь.
Потому стоило только Анне принести в какую-либо редакцию материал о необходимости сохранить государство в том виде, в каком оно есть, чтобы никому и никогда не приходилось бежать с малыми детьми на руках, как слова «Советский Союз», «советский» тут же из текста даже в патриотическом издании вымарывались.
Она понимала, когда некий Эндрю Росс Сорокин из Оклахомы, когда-то удравший из Советского Союза и уже привыкший к роли приймака на чужой земле, пишет в чужестранной газете, мол, «в 1927 году российское правительство выступило с предложением оплатить 15 % стоимости облигаций в обмен на новый французский кредит, но получило отказ». Так мог писать чужак, сознательно в своей статье подменивший название страны, ибо в те годы правительство уже было Советским.
Но также поступали и те, кто в речах и на всех перекрестках вроде горой стояли за Родину… Анна не понимала их задач, их подлинных целей. Неужели и они заодно с врагом, но, прикинувшись овцами, идут в тех колоннах, к которым реально, в душе никакого отношения не имеют?
Познавать в эти дни приходилось людей с разных сторон. Каждый повернулся к обществу, будто Луна, темной и неожиданной стороной.
Чечня превратила сто семьдесят тысяч граждан в рабов, посадила их в ямы, заморила голодом, многим отрезала головы, а, получив за эти бесчеловечные проступки по морде, взвыла от возмущения, схватила в руки автоматы, гранатометы… и по скалам, по домам, по теплым людским шеям, по чужим и собственным детям. Сколько теперь их, инвалидов, сирот, стонет в чеченских детских домах!
Чуть позднее чеченский поэт Лечо написал исследование о том, что вся цивилизация зародилась в каком-то высокогорном чеченском ауле. Может, она там и зародилась, но, видимо, вскоре и умерла, коль Лечо сам дважды сидел в яме рабовладельцев.
По всей стране взметывались протуберанцы необъяснимой ненависти друг к другу: в Приднестровье молдаване стреляли во все, что двигалось. В Латвии на телебашнях шли горячие бойни. Таджики закатывали друг друга в бетон. Казахи – в песок…
Лава страданий, то и дело взрываясь, летела на недосягаемую высоту, падала вниз тяжелой лавиной, заполняя опустевшую бездну умершими надеждами или еще живыми, но таки умершими, которые уже ни одним светлячком своим не могли порадовать и поднять над этими битвами ни одну жизнь. Неужели через такое глобальное поражение страны можно придти к каким-то победам?
Это мегатонное извержение национализма, рванувшее в стратосферу, услышала вся планета. Придушенные прежней