Близость. Сара Уотерс
Возможно, она все еще хочет разомкнуть уста и заговорить. И я знаю, что́ она сказала бы, кабы могла. Знаю столь хорошо, что кажется, въявь слышу каждое слово.
Ее тихий голос, слышный лишь мне одной, самый жуткий из всех голосов.
Часть I
24 сентября 1874 г.
Папа любил повторять, что на основе любых событий можно написать стройную историю: главное здесь – решить, с чего начать и на чем закончить. Вот и вся недолга, усмехался он. Вероятно, события, с которыми он имел дело, было легче просеивать таким вот образом, сортировать и классифицировать: великие жизни, великие труды – блестящие, четкие и завершенные, как металлические типографские литеры в наборном ящике.
Ах, как же мне недостает папы! Я спросила бы у него, с чего бы он начал повествование, к которому я сейчас приступаю. Спросила бы, как складно изложить историю тюрьмы, заключающей в своих стенах столь много разных судеб; тюрьмы Миллбанк, которая имеет столь необычную форму и производит столь мрачное впечатление своими бесконечными извилистыми коридорами и несчетными решетками ворот.
Начал бы он со строительства тюремных корпусов? Я этого сделать не могу, поскольку, хотя мне и назвали дату постройки не далее чем сегодня утром, она уже вылетела у меня из головы. Кроме того, тюрьма Миллбанк такая прочная и такая древняя, что мне просто не вообразить время, когда она не стояла здесь, на угрюмом берегу Темзы, отбрасывая тень на голую черную землю.
В таком случае, возможно, папа начал бы с визита ко мне мистера Шиллитоу три недели назад; или с нынешнего утра, когда ровно в семь Эллис принесла мне мое серое платье и пелерину… впрочем, нет, он не стал бы начинать историю с дамы и служанки, с нижних юбок и распущенных волос.
А начал бы, пожалуй, с главных ворот Миллбанка, через которые неминуемо проходит каждый посетитель, желающий обозреть тюремные корпуса. Ну так и я начну отсюда, с вашего позволения.
Меня приветствует тюремный привратник, отмечающий мое имя в толстенном учетном журнале; затем караульный ведет меня через узкую арку, и я уже вот-вот ступлю на территорию собственно тюрьмы…
Но прежде, однако, я вынуждена остановиться и немного повозиться со своей юбкой, простой, но широкой, которая зацепилась за какую-то торчащую железяку или камень. Про такую мелочь, как короткая возня с юбкой, папа, конечно же, не стал бы упоминать, но я все же упомяну, ибо только теперь, подняв наконец глаза от своего метущего землю подола, я впервые вижу пятиугольные корпуса Миллбанка – и своей внезапной близостью они наводят на меня жуть. Я смотрю на них, и сердце мое колотится, и мне страшно.
Неделю назад мистер Шиллитоу прислал мне план Миллбанка, который с тех пор приколот к стене подле моего письменного стола. На схеме тюрьма обладает своего рода странным очарованием: пятиугольники корпусов выглядят лепестками геометрического цветка или секциями орнамента в детском альбоме для раскрашивания. В действительности же Миллбанк напрочь лишен очарования. Размеры