30 лет цинизма. Сбоник стихов. Павел Карачин
сынка?
Не кручинься! Я гордость тебе принесу,
Хоть и способа точно не знаю пока…»
Тут отец мне на ухо тихонько сказал:
«Убери-ка игрушку и мать не пугай.»
Что ж, разумно… С батяней я спорить не стал
И отнес пулемет в дровяной я сарай.
И вступила в права желтоглазая ночь…
«Мам, не парься с постелью, я в сени пойду —
На пуховой перине мне будет невмочь!»
Повалился на лавку и мертвым уснул.
По заре по рассветной отец разбудил,
Мирной жизни преподал мне первый урок —
Вывел в поле и в руки мне косу вручил:
«Что ж посмотрим, на что ты способен, сынок!»
Размахнулась рука, раззуделось плечо…
Но не режет коса – только тычется в грунт.
Да! До этой работы расти мне еще…
Научусь! Нам не боги горшки обожгут!
Только что же ты, батя, смеешься в кулак?
Извини, не к косе – к пулемету привык…
Это я только с виду безрукий дурак —
Быть не может, чтоб я сей процесс не постиг!
Несмотря ни на что, я работать был рад,
Не умел, но старался, во что было сил!
Как собака устал, ну а вечером брат
Возвращенье отметить меня пригласил.
На полках старой бани нехитрая снедь:
Сало, щавель, картошка да водки ушат.
«Наливай, дорогой, да скорее ответь,
Что за земли за нашей деревней лежат?
Правда ли, что за морем не худо житье —
Мужики при каретах, а бабы в мехах,
Из хрустальных бокалов лакают питье
И огульно погрязли во свальных грехах?»
Не скажу, не видал… Думаю, это миф,
Что придуман на зависть, потеху и шок —
Голод, тюрьмы, поборы, чахотку и тиф
Видел я в изобилии, где бы ни шел!
Всюду стонут и стон этот песней зовут,
Всюду грязь, всюду шум, стужа, слякоть и зной,
Всюду все пуще глаз каждый грош берегут
Так, как будто возьмут его в ящик с собой.
Где нас нет тоже худо, поверь мне уж, брат,
Мрак над всеми местами крыла распростер…
Где ни кинь – средь живых правит бал казнокрад,
А средь мертвых – товарищ его мародер.
Только что же ты, брат, так тоскливо завыл?
Что ж ты каплешь слюной да трубой держишь хвост?
Ты уже шибко пьян, ты бы больше не пил —
Пара рюмок еще и пойдешь ты вразнос!»
Брат еще накатил и под лавку упал.
И едва я его доволок до избы —
Как хороший кабан братец вес нагулял,
Несмотря на крестьянские в поле труды!
Отоспавшись, отмывшись и бороду сбрив,
Я решил навестить ту, что с детства любил —
Мочи нету гасить накативший порыв,
Образ милый меня бередил и манил.
Я взбежал на крыльцо, захмелев без вина,
Как мальчишка краснея: «А нужен ли ей?»
Наконец, постучал… И открыла Она!
И отпрянула,