Лабиринт Осириса. Пол Сассман
по границам районов Шуафат и Аната и отделявшей их от остального Восточного Иерусалима. Стена была тем, что еще больше, чем служба Бен-Роя в полиции, выводило из себя Сару и заставляло произносить гневные тирады. «Какая непристойность! – ругалась она. – Позор нации. С тем же успехом мы могли бы нацепить на них желтые звезды».
Бен-Рой был склонен согласиться с женой, но не с такой горячностью. Стена, безусловно, сократила число терактов, но какой ценой! Он знал одного палестинца, мягкого, тихого человека, владельца гаража в Ар-Раме. Каждое утро в течение двадцати лет он проходил пятьдесят метров из дома к своему гаражу, а по вечерам проделывал тот же путь, возвращаясь домой. Но вдруг выросла стена, и его от места работы отгородила бетонная преграда шесть метров высотой. Теперь, чтобы добраться до своих насосов, ему требовалось идти кружным путем через контрольно-пропускной пункт Каландия, и дорога в полминуты стала занимать два часа. Подобные истории рассказывали по всей длине стены: фермерам закрыли проход к их полям, детям – в школу, разлучили семьи. Охотьтесь на террористов, уничтожайте негодяев, но зачем наказывать все население? Сколько гнева породила эта стена! Сколько новой ненависти! И кто оказался на передовой, лицом к лицу с этим гневом и ненавистью? Такие мелкие сошки, как он.
– Добро пожаловать в Землю обетованную, – пробормотал он, услышав, как за спиной открываются двери лифта.
Внизу на стоянке он сел в свою белую «тойоту-короллу» и поехал по улице Еврейского университета, затем по Дереч Ха-Шалом к Старому городу. Движение в утренние часы было неплотным, и он за десять минут добрался до Яффских ворот. Но, въехав в них, оказался в заторе застывшего транспорта. Власти города совершенствовали дорожную сеть вокруг Цитадели, и в результате ремонта два ряда проезжей части превратились в один, отчего стало трудно проехать по площади Омара ибн Аль-Хаттаба и части улицы Давида. Это продолжалось уже одиннадцать месяцев и, по всем расчетам, грозило продлиться еще не меньше года. Обычно машины здесь хотя бы ползком, но все-таки двигались. Но сегодня на перекрестке с улицей Греко-католического патриархата путь перекрыл грузовик, и все встали.
– Черт, – пробормотал Бен-Рой.
Он сидел, постукивая пальцами по рулю, и смотрел вперед на щит, на котором художник изобразил свои представления, как здесь будет выглядеть новая транспортная развязка. Рисунок сопровождала надпись: «Корпорация «Баррен» гордится своим вкладом в будущую историю Иерусалима». Время от времени Бен-Рой нажимал на сигнал, внося свою лепту в какофонию наполнявших воздух раздраженных гудков. Он опустил стекло и крикнул водителю грузовика:
– Ялла титкадем, маньяк![7]
Дождь барабанил по машине, и с места дорожных работ бежали грязные ручейки.
Через пять минут Бен-Рой потерял терпение. Вытащив из-под ног пассажирского сиденья полицейский проблесковый маячок, он прилепил его на крышу, воткнул провод в разъем и включил сирену. Это дало результат. Грузовик продвинулся вперед. Пробка рассосалась, и Бен-Рой
Давай шевелись, придурок!