Femme fatale выходит замуж. Татьяна Тронина
с Хайдеггером и особенности экзистенциализма…
– Жанна – особенная, – согласно подхватил Сидоров. – В этом ты прав. Мне кажется, у нее кто-то есть.
– Что?.. – Айхенбаум даже подскочил на тахте. – Ты уверен?
– Чтобы такая девушка, да одна… Сам подумай.
Айхенбаум душераздирающе вздохнул. Потом признался:
– Если бы она была моей женой, то я бы даже не изменял ей. Она… Нет, ну а кто бы у нее мог быть? Тебе не кажется, что Артур Потапенко…
– Потапенко она ненавидит, за это я ручаюсь! – перебил друга Сидоров. – Кто угодно, но только не он.
– Тридцать первого я видел ее с Пересветовым. Они были одни в комнате. О чем-то говорили, и у нее было такое лицо…
– Ты спятил.
– Вообще, да… Невозможно представить, чтобы она была влюблена в Пересветова. Слушай, а ты не думал, что она фригидная?
– Кто, Жанна? Послушай, если она не обращает на тебя внимания, это еще ни о чем таком не говорит! – возмутился Сидоров.
– Она все время ускользает. В прямом и переносном смысле… – печально сказал Айхенбаум. – И еще она… нет, даже не знаю, как это объяснить! Вот в ней – есть тайна. Тебе так не кажется?
– Да, в ней есть тайна. Именно такая тайна, какую словами и не объяснишь… – горячо согласился Сидоров.
– И вроде бы не особенная красавица… Нет, она красавица, но есть и лучше. Есть лучше, а все равно смотришь только на нее. Бесконечно милое личико, эта улыбка, от которой сердце екает…
– Ты поэт.
– Ну тебя! – рассердился Айхенбаум. – Слушай, по-моему, все-таки что-то шумит!
– Это у тебя в голове шумит после вчерашнего… – съехидничал друг.
– Тс-с… – Держа в руках телефонную трубку, Айхенбаум снова выглянул в коридор. Звуки доносились из кухни, и напоминали они явно шкворчание яичницы на сковороде.
Айхенбаум заполз обратно в комнату.
– Она здесь… – упавшим голосом произнес он.
– Кто?
– Ну, Любочка тире Катенька!
– Мои соболезнования.
– Как же так, как я мог не заметить?.. И ведь проснулся в полной уверенности, что один!
– Теперь ты обязан жениться на своей Катеньке, как порядочный человек.
– Шуточки у тебя! Я не восточный человек, чтобы гарем заводить… Их же вон сколько, а я один!
– Жанна мне достанется… – промурлыкал ехидно Сидоров.
– Ну уж нет! – яростно зашептал Айхенбаум. – Прорвемся… – Он неожиданно задумался. – Слушай, Яша, а у тебя нет такого ощущения, что ты занимаешься чем-то не тем?
– В каком смысле?
– В смысле работы… По-моему, это очень скучно – быть клерком.
– Русик, а еще таких, как мы, называют иногда яппи. Мы средний класс, нас в Москве очень много. Журналы читаешь?
– Я не хочу быть клерком, яппи, средним классом. Я хочу… Если б знать, чего я хочу!
Сидоров запыхтел в трубку:
– А знаешь, Руслан Генрихович, мне моя жизнь тоже не особенно нравится… Я жалею о том, что я не садовод, например. Мне иногда снятся сады. Солнце такое жаркое,