Русские богатыри. Владимир Филиппов
не берись!
Сам Александр Попович в шишкастом шеломе и прочной броне с алым щитом в одной руке и с острым мечом в другой восседал на могучем, под стать ему самому жеребце и был похож на ожившую гору. Круп коня был старательно укрыт кожаной попоной, на груди позвякивали разноцветные металлические пластинки.
Не было на ту пору второго такого богатыря на Руси. Дивный был человек! И умен он, и храбр, и боголюбив. Храм посещал исправно и носил на бычьей шее серебряный крест весом чуть не килограмм. Наружно богатырь был спокоен и прост: румян, большеглаз, крупнонос, с алыми губами и красиво кудрявящейся бородой. Его плечи были настолько широки, что в поле зрения оба сразу не помещались, и приходилось поворачивать голову, чтобы обозреть его целиком, или делать шаг назад. Сердце у него было горячее, печень крепкая, а легкие – что кузнечные мехи. В руках же таилась несокрушимая мощь. Бывало, одной рукой останавливал он шалого коня, взявши его под уздцы, а секирой играючи валил дерева! Бывало… Да, разное бывало. Одним словом, прямой был витязь без страха и упрека.
Где шла война, там появлялся и Попович, одно слово – богатырь.
Поповичу было всё равно, насколько справедливы претензии его князя на власть. Каждый за свое бьется, и кто тут прав? Не ему судить! Да и в самом деле, что он понимает во всех этих многотрудных княжеских делах и разборках, тем более меж братьями.
– У нас кто силен, тот и прав! Лишь бы душа была чиста, лишь бы сердце не продажно! – так просты были его устои. А его душа была чиста. Своему князю богатырь служил верой и правдой и готов был за него и в огонь и в воду.
Сейчас он смотрел, не моргая, на ту сторону реки, где находился противник. Темные брови были строго сведены на переносице. Ничего примечательного там вроде и не было. Стояли деревни, неотличимые от прочих. Блеяли овечки на заречном просторе лугов, пели птицы. Сосны хмурились на солнце, раскачиваясь под лёгким ветерком. Белые солнечные облачка плыли в ясном небе. Отроки купали в Ишне коней. Лошади довольно фыркали. Всё это вызывало в мыслях богатыря картины мирного крестьянского труда, и со стороны даже казалось, что работа эта была веселая, радостная и вовсе не трудная.
Александр набрал в грудь терпкого осеннего воздуха, с ароматом вянущих трав и сжатого хлеба. Вдохнёшь вот так, и даже в груди щемит. Вот она – Родина!
Неподалёку от богатыря стояла его дружина.
До главного дела пока не доходило, вывести рати на сражение обе стороны не торопились, всё ограничивалось лихими конными сшибками, в которых верхоконные бородачи, о коих поют в песнях гусляры, хвастались удалью.
А какой же нормальный русский богатырь откажется показать свою силу и удаль? Попович не был исключением из общего правила. У него уже давно руки чесались пустить в дело оружие.
– Нет, тебе как предводителю надлежит беречь жизнь и потому надо бы поменьше выставляться, – намекнул один из его гридней, молодой, подбористый, в легкой кольчуге с короткими рукавами и шишкастом шлеме. Во взоре была настоящая озабоченность, но не было смущения и боязни. –