Шаг во тьму. Иван Тропов
движение, его жаркое начало, – почувствовал тем особым предчувствием, что не раз спасало мне жизнь…
Левую руку пронзило болью, меня швырнуло назад. Я рухнул на каменный пол, а что-то огромное и тяжелое обрушилось на меня. Ударило в грудь, врезало прямо в солнечное сплетение, выбив из меня воздух и заткнув глотку невидимой пробкой. А левая рука – как в тисках. В тисках, унизанных шипами…
Огоньки свечей метались, решив спрыгнуть со столбиков жира. По полу прыгали тени и все вокруг вздрагивало и качалось.
В этой мешанине – два серебристых глаза. Прямо надо мной. Уставились на меня в упор. Целеустремленно – и невозмутимо. Шляпки двадцатисантиметровых гвоздей, приготовленных для распятия… Совсем близко.
Были бы еще ближе – если бы не мое левое запястье, угодившее в пасть. Клыки вжали толстую кожу плаща в руку, давя мышцы, ломая лучевую кость… Рука ниже локтя превратилась в один сплошной комок боли, и все-таки каким-то чудом я удержал эту тварь. Не дал ей вгрызться в шею, – а именно туда она целилась.
В груди онемело, хотелось глотнуть воздуха – но рот открывался и закрывался впустую, вдохнуть не получалось. Слишком сильно эта тварь врезала мне в солнечное сплетение. И слишком много она весила. Лапы давили мне в грудь как двухпудовые гири.
Я ударил ее правой рукой, попытался столкнуть с себя, – но с таким же успехом я мог бы толкать бетонную стену. В груди жгло, я не мог вдохнуть, а тяжелые лапы выдавливали из груди последний воздух.
Воздуха, хоть глоток воздуха…
Тварь нависла надо мной, навалившись на левую руку всем своим весом. И моя рука, как я ни пытался удержать ее, пошла вниз… Все ближе к моему горлу…
Я толкал тварь правой рукой, попытался нащупать ее шею, пережать горло… Сквозь плотную шерсть, под складками шкуры… Шкура подалась под пальцами, но и только. Под шкурой были мышцы. Такие, что я даже не мог схватить эту тварь за горло – мышцы были как камень. Куда уж их пережать…
Воздуха, хоть глоток воздуха!
Грудь горела, мышцы рук наполнил колючий жар. Все тело стало как чужое, едва слушается, – а серебристые глаза все ближе. Уверенные и невозмутимые. Знающие: рано или поздно рука не выдержит, упадет на грудь. И тогда придет черед шеи. Или второй руки, если успею подставить, когда она метнется к шее. Это не важно, одну руку придется перекусить или две. Все равно рано или поздно дело дойдет до шеи…
Я бы попытался воткнуть пальцы в эти глаза, похожие на шляпки гвоздей, – да только я знал, что едва перестану давить правой рукой, в тот же миг моя левая рука упадет на грудь, открыв путь к горлу.
Да и не помогло бы мне это. Тварь глядела мне в глаза – и я читал там слишком многое, чтобы надеяться, что удар в эти глаза спасет меня. Нет, даже тогда она не отпустит меня. Нет… Я могу ударить ее по глазам, могу воткнуть в них пальцы, и даже вырвать – но это ничего не изменит. Она найдет меня и слепая – по запаху, по дыханию, по ударам пульса в моих венах… Догонит еще раньше, чем я успею найти выход из этого подвала.