Булочник и Весна. Ольга Покровская
а там, слово за слово, выложил всё, что успел нафантазировать о Старой Весне, включая и цель поездки. Нам с Петей предстояло определить, можно ли человеку, а именно мне, построить там дом и жить в нём с Майей и Лизкой, которых, конечно, верну.
– А на пенсию что, уже заработал? – завистливо спросил Петя.
– Нет, – сказал я. – Но это как-нибудь обустроится.
Под лекцию Пети о том, что на земле ничто не обустраивается «как-нибудь», а также иные споры и разговоры мы провели дорожное время. Наконец за поворотом лесного коридора открылись поля, холмы и по левую руку – стены монастыря. Над этими стенами, как столб пара, поднималась в синеву небес колокольня без колокола. Её очертания казались растёртыми по небу ластиком. Возникала мысль, что белый монастырь тает. Вот настанет оттепель – и он сойдёт вместе со снегом.
Когда мы проезжали мимо монастырских ворот, с обочины на шоссе выскочил парень и растопырил руки, собираясь принять нашу машину в объятия. Петя стукнул по тормозам. Тут же грузная женщина в белом халате налетела на парня, как куропатка на мышь, и поволокла прочь.
Слегка побелевший Петя сдал на обочину и, опустив форточку, прислушался к её воплям.
– И как расценивать этот знак? – спросил я.
– Ну что тебе сказать, – рассудил он. – Можно как «стой, не ходи», а можно – как то, что тебя встречают с распростёртыми объятиями… А ну подожди-ка! – перебил он сам себя и, высунувшись в форточку, пригляделся к табличке над воротами. – Да ты знаешь, что это такое? Психиатрический интернат! – и он со смешком обернулся ко мне. – Слушай, Костя, если ты купишь здесь участок, а потом сбрендишь – тебе тут будет недалеко.
От «монастыря-дурдома» до моей деревни в самом деле было два шага.
Мы остановились под холмом и вышли из машины. Дорожка в гору была расчищена, но не сегодня и не вчера. Проехать бы можно, однако с риском.
– Ну вот! – сказал я Пете, кивая немного вверх, на деревушку.
Старая Весна взошла на пригорок и скромно встала к лесу. А кто она, Старая Весна? Кучка домов? Нет, дома казались цыплятами, выпущенными на спину холма. Наверно, – решил я. – Старая Весна – это земля, лес. А дома только прилепились к ней, и она их пожалела.
– А дорога-то никакая! – заметил Петя, поднимаясь в горку. – Как ездить будешь?
Взобравшись, мы повернулись к долине. Под солнцем весь школьный Пушкин был виден нам: январский день, похожий на иконостас, начищенный к празднику.
– О-го! Да у вас тут Альпы! – сказал Петя, щурясь на солнышко. – Если Михал Глебыч увидит – держись. Влепит вам горнолыжный парк. Он как раз по вашему направлению сейчас шурует.
– Ну вот здесь где-нибудь и построюсь, – произнёс я небрежно, как если бы это был решенный вопрос.
– А крыша от красоты не поедет? Ты бы лучше посмотрел коттеджные посёлки. Знаешь, в сосенках, с коммуникациями. Чего ты с этой далью делать будешь?
– Не знаю, – сказал я. – Научусь. Освою.
Как согнутой ладонью заслоняют от ветра пламя свечи, так жизнь деревни была укрыта зимующим лесом. По целине Петя