Больше чем просто дом (сборник). Френсис Скотт Фицджеральд
средних размеров; в шестнадцатилетнем возрасте переехала в Нью-Йорк, в дом солидных размеров, училась в школе Брайарли[3], переехала в дом необъятных размеров, потом перебралась в особняк на территории Таксидо-Парка[4], потом за границу, где предавалась всяческим модным развлечениям и не сходила с газетных полос. Едва начав появляться в обществе, она вместе с одиннадцатью другими светскими и полусветскими знаменитостями попала в список идеальных американских типов, составленный известным французским художником, закосневшим, как и многие другие, в своей оценке американских красавиц. В ту пору с ним согласилось множество мужчин.
Чуть выше среднего роста, с точеными, довольно крупными чертами лица, с такой бездонной синевой глаз, какую невозможно не заметить даже при беглом взгляде, с роскошной копной густых светлых волос, она была яркой и неотразимой. Ее родители слабо ориентировались в том новом мире, где сами стояли у руля, а потому Эмили волей-неволей училась всему на собственном опыте, попадала в разные передряги, и флер юности слегка поблек. Впрочем, этого флера было у нее с лихвой. Она прошла через помолвки и полупомолвки, через недолгие страстные увлечения, а в двадцать два года пережила бурный роман, который ожесточил ее и погнал искать счастья на других континентах. Подобно большинству обеспеченных незамужних девушек ее возраста, она примкнула к «богеме», потому что у богемных личностей, как представляется со стороны, есть некая тайна, внутреннее прибежище, спасение от повседневности. Однако почти все ее подруги уже повыходили замуж, а отец был просто убит образом жизни дочери; поэтому в двадцать четыре года, умом, но не сердцем стремясь под венец, Эмили вернулась домой.
Ее светская карьера приближалась, как понимала Эмили, к нулевой отметке. Жизнь не ладилась. По-прежнему очаровательная, не знающая денежных затруднений и даже в некотором роде знаменитая, она оставалась в числе самых популярных, самых красивых девушек своего поколения, но ее поколение уходило в новые дали. Заметив первые снисходительные нотки в голосе бывшей одноклассницы, а ныне молодой «матери семейства», она уехала в Ньюпорт, где ее завоевал Уильям Бреворт Блэр. Она тут же вновь сделалась несравненной Эмили Каслтон. На страницах газет замаячил призрак известного французского художника. С наступлением октября праздные слои общества только и обсуждали, что дату ее бракосочетания.
Подготовка пышных свадебных торжеств… Гарольд Каслтон устанавливает ряд шатров по образцу соединяющихся шапито, стоимостью в пять тысяч долларов каждый, для организации приема, свадебного ужина и бала… Около тысячи приглашенных, в том числе видные представители делового мира и высшего света… Стоимость свадебных подарков оценивается в четверть миллиона долларов…
За час до венчания, назначенного в церкви Святого Варфоломея, Эмили сидела за туалетным столиком, разглядывая в зеркале свое лицо. Сейчас лицо это ей немного прискучило, да к тому же она поймала себя на удручающей мысли о том, что на протяжении грядущих пятидесяти лет оно будет все более настойчиво требовать ухода.
– Мне положено быть счастливой, – сказала она вслух, – но в голову лезут одни грустные мысли.
Ее двоюродная сестра Олив Мэрси, пристроившаяся на краешке кровати, закивала:
– Невесты всегда грустят.
– Все коту под хвост, – выговорила Эмили.
Олив сердито нахмурилась:
– Как это «коту под хвост»? Чтобы выполнить свое предназначение, женщина должна выйти замуж и произвести на свет детей.
Некоторое время Эмили молчала. Потом медленно произнесла:
– Детей – это понятно, только от кого?
Впервые в жизни Олив, боготворившая Эмили, вспыхнула почти что ненавистью. Ни одна из приглашенных на свадьбу девушек, включая саму Олив, не отказалась бы выйти за Бреворта Блэра.
– Тебе повезло, – сказала она. – Тебе так повезло, что ты даже сама не понимаешь. Да за такие слова тебе бы стоило задать хорошую трепку.
– Обещаю его полюбить, – шутливо провозгласила Эмили. – Любовь придет после свадьбы. Завидная перспектива, верно?
– Зачем же гнать от себя романтику?
– Напротив, романтичнее меня никого не сыскать. Знаешь ли ты, что мне приходит в голову, когда он меня обнимает? Мне приходит в голову: сейчас я подниму взгляд и встречусь глазами с Гарлендом Кейном.
– Зачем же тогда…
– А на днях, при посадке в его самолет, я вспоминала только капитана Марчбенкса и его маленький двухместный аэроплан, на котором мы летели над Ла-Маншем, терзались от сердечных мук, но вынуждены были молчать, потому что у него есть жена. Я не жалею об этих мужчинах; я жалею лишь о том, что растратила на них часть себя. Бреворту я смогу предложить только шелуху в розовой мусорной корзиночке. Должно же было остаться кое-что еще; даже в пору самых сильных увлечений мне казалось, что я сберегаю нечто для своего единственного. Но видимо, я ошибалась. – Эмили осеклась, а потом