Судьба офицера. Александр Тамоников
одно делать нам нечего. Закусываем по ходу выступления нашего Айболита.
Копытко, наскоро сделав бутерброд с паштетом и прожевав солидный кусок, приосанился:
– Так вот, решили мы нажраться и все для этого приготовили. Ну и, конечно, нажрались! Да не просто так, а в сиську. Думали тихо посидеть, специально же подальше от лагеря отвалили, да вышло все наоборот. К утру такой шум подняли, что начальник сборов, один из заместителей командира артиллерийского полка нашей дивизии, с полевым караулом явился. Но я этот эпизод уже плохо помню. Только солдаты с фонарями, да подпол чего-то орет. Потом вырубился совсем. А поутру просыпаюсь. Трое ребят танкистов рядом валяются, а на валуне солдат с автоматом сидит. Оказалось, начальник лагерного сбора, «шестьдесят шестой» подогнал, тех, кто двигался из нашей теплой компании, в лагерь отправил, ну а рядом с нетранспортабельными караульного посадил. Ну, я огляделся, смотрю – в самой низине каньона трещина в скале, оттуда еще с вечера что-то наподобие шелеста ручья слышалось. Думаю, умыться не помешает. Спускаюсь. С солнца ничего не вижу и уже руки хотел в трещину засунуть, да поскользнулся и больно так влепился в камень, время понадобилось в себя прийти, а заодно и к темноте привыкнуть. Опять к трещине, а там?! Мать твою? Змеи! Гадом буду! Свились вокруг друг дружки толпой немереной и шевелятся. Вот трение их чешуй за шелест воды и принял. Сразу назад. Думаю, хорошо, что поскользнулся, а то бы сунул руки. Они б в момент меня охреначили. Тут и танкисты поднимаются. У одного фляга в заначке. Похмелились. Надо на базу идти, сдаваться, да и солдат просит. Я фуражку искать, хрен там. Нигде нет. Потом только узнал, что мы ее взрывпакетом в воздухе разорвали. Кто-то предложил посмотреть, насколько пакет подбросит головной убор. Пьяные были, чего взять?
Прапорщик замолчал, продолжив есть бутерброд.
Лейтенант-разведчик толкнул его:
– Так что лейтенант-то твой? И что дальше было?
Вставил слово и сержант-связист:
– Да, товарищ прапорщик, вы еще о бабах хотели сказать.
– Ну, вы что, подождать не можете? – полным ртом ответил санинструктор. – Будет вам и лейтенант, и бабы будут.
Проглотив ранний завтрак, Копытко, удобнее устраиваясь между двух коряг, продолжил:
– Короче, летеха в ту ночь каким-то образом от патруля слинял! Поступок, конечно, поганый, а с другой стороны, чего ему было светиться, когда можно чухнуть? Свалил, в общем, он в парк, а к обеду я подруливаю. Подполковник вставил за пьянку по самое не могу и отпустил с богом. Возвращаюсь я, а Саня Лыбчук, так его звали, на гамаке в летучке рембатовской качается. Увидал меня, ржет. Я на него, но это неинтересно. Интересное вечером началось. Мы в летучке этой так и зависли. Бойцы газеты окружные принесли, я на стеллаж лег, Лыбчук в гамаке. Смотрю, встает! Надевает свои шлепанцы. Спрашиваю, куда намылился? А он берет газету, говорит, до ветру, товарищ прапорщик, в овражек прогуляюсь. Меж тем стемнело. Я ему, иди, мол, в сортир. Он в ответ – далеко! Тут, мол, овраг сгодится, не в первый раз. И вышел. Я тоже взял газету, раскрыл, начал читать всякую белиберду, вдруг