Литература. 8 класс. Часть 2. Т. Ф. Курдюмова
Хомяк отшатнулся, удар пал в конскую голову, конь покатился мёртвый, дубина переломилась.
– Погоди! – сказал Митька, наваливаясь на Хомяка, – теперь не уйдёшь!
Кончилась битва. Не с кем было более драться, все опричники легли мёртвые, один Малюта спасся на лихом аргамаке.
Стали разбойники считать своих и многих недосчитались. Было и между ними довольно урону.
– Вот, – сказал Перстень, подходя к Серебряному и стирая пот с лица, – вот, боярин, где довелось свидеться!
Серебряный, с первым появлением разбойников, бросился к царевичу и отвёл его коня в сторону; царевич был привязан к седлу. Серебряный саблею разрезал верёвки, помог царевичу сойти и снял платок, которым рот его был завязан. Во всё время сечи князь от него не отходил и заслонял его собою.
– Царевич, – сказал он, видя, что станичники уже принялись грабить мёртвых и ловить разбежавшихся коней, – битва кончена, все твои злодеи полегли, один Малюта ушёл, да я чаю, и ему несдобровать, когда царь велит сыскать его!
При имени царевича Перстень отступил назад.
– Как? – сказал он, – это сам царевич? Сын государев? Так вот за кого Бог привёл постоять! Так вот кого они, собаки, связамши везли!
И атаман повалился Иоанну Иоанновичу в ноги.
Весть о его присутствии быстро разнеслась меж разбойников. Все бросили выворачивать карманы убитых и пришли бить челом царевичу.
– Спасибо вам, добрые люди! – сказал он ласково, без обычного своего высокомерия, – кто б вы ни были, спасибо вам!
– Не на чем, государь! – отвечал Перстень. – Кабы знал я, что это тебя везут, я бы привёл с собою не сорок молодцов, а сотенки две; тогда не удрал бы от нас этот Скурлатыч; взяли б мы его живьём да при тебе бы вздёрнули. Впрочем, есть у нас, кажись, его стремянный; он же мне старый знакомый, а на безрыбье и рак рыба. Эй, молодец, у тебя он, что ли?
– У меня! – отвечал Митька, лёжа на животе и не выпуская из-под себя своей жертвы.
– Давай его сюда, небось не уйдёт! А вы, ребятушки, разложите-ка огоньку для допросу да приготовьте верёвку, аль, пожалуй, хоть чумбур отрежь.
Митька встал. Из-под него поднялся здоровый детина; но лишь только он обернулся лицом к разбойникам, все вскрикнули от удивления.
– Хлопко! – раздалося отовсюду, – да это Хлопко! это он Хлопка притиснул вместо опричника.
Митька смотрел, разиня рот.
Хлопко насилу дышал.
– Ишь, – проговорил наконец Митька, – так это я, должно быть, тебя придавил! Чаво ж ты молчал?
– Где ж мне было говорить, коли ты у меня на горле сидел, тюлень этакий! Тьфу!
– Да чаво ж ты подвернулся?
– Чаво! чаво! Как ты, медведь, треснул коня по лбу, так седок-то на меня и свалился, а ты, болван, вместо чтобы на него, да на меня и сел, да и давай душить сдуру, знай обрадовался!
– Ишь! – сказал Митька, – вот што! – и почесал затылок.
Разбойники захохотали. Сам царевич улыбнулся. Хомяка нигде не могли найти.
– Нечего