Негатор. Алексей Переяславцев
сложнее. Нет в данной деревне свободных домов – скажем так, обычно их не бывает. Но вдруг есть?
А вот попробуем.
Подзываю старосту к себе. Тычу пальцем в его дом, потом в него самого. Потом приглашаю подойти к следующему дому. Проверяю, есть ли кто из владельцев. Идем дальше. Так проверяем все дома.
А пустой дом все же нашелся. Или, скажем так, незанятый. Уехали обитатели. Староста дважды показывает семь пальцев. То ли две недели, то ли семь недель. В любом случае мне хватит.
Веду молодого человека в дом. Он переставляет ноги в полной прострации. Из него можно черпать отчаяние ведрами. Ну это мне по барабану – лишь бы учить начал.
И дело закрутилось.
Глава 4
Обучение оказалось сложнее, чем я мог представить – даже с учетом моей превосходной памяти. Для начала я представился. Давать мое настоящее имя почему-то не хотелось, и я назвался школьной кличкой Профессор. В ответ выяснил, что моего пленника зовут Сарат-ир. Как позже выяснилось, первое имя соответствовало имени в русском понимании, второе было родовым именем. В отличие от русского, обращение по имени допускалось лишь в отношении близкого знакомого, родственника или равного по рангу. В первый вечер я выучил все бытовые понятия, многие из цветов (пришлось задействовать букетик, который собрала одна из деревенских девочек), повседневные действия, а также названия единиц времени. По крайней мере, из дней собиралась здешняя неделя, из нее – месяц, а их них – год. К моему удивлению, сдвинулась с нуля грамматика. Правда, практика тут же показала, что использование глаголов в неопределенной форме снижает недопонимание до минимума, и я решил именно так разговаривать вплоть до полного овладения здешней грамматикой. После некоторых усилий я вдолбил в учителя мысль о том, что любой мой жест надо не просто стараться понять, но тут же пытаться переводить. Надо отдать справедливость моему наставнику: он не только подбирал простые слова, но и пытался говорить медленно и с четкой дикцией. Впрочем, с абстрактными понятиями обстояло куда сложнее, как и с произношением.
Тактика удержания моего пленника была простой, как табуретка. В первый же вечер я его утомил до такой степени, что парень заснул, сидя на лавке. Потом я его разбудил, довел до лежанки, укрыл тем, чем местные пользовались вместо одеяла, и оставил в покое. Разумеется, раздеванием-разуванием я не озаботился. Меры предотвращения побега состояли в чурбачке с крайне неровным торцом, который я прислонил к двери. Любая попытка приоткрыть дверь привела бы к падению чурбачка – остальное ясно. Еще один шумосигнализатор (серая нитка, совершенно незаметная во тьме и предназначенная для опрокидывания палочки, опирающейся на стенку) я устроил непосредственно у лежанки, где мирно дрых мой уважаемый учитель. Третья мера была основана на мне самом – я приказал себе отслеживать во сне любые подозрительные звуки. Уверенности не было, но подумалось, что в свете новых возможностей организма это может сработать.
Проснулся