Переплетения. Зигмунт Милошевский
проповеди и так далее. Как раз сейчас на три дня помещение снял психотерапевт с четверкой пациентов. Они работали в пятницу, субботу и после ужина расстались. Сегодня на завтрак пришел только врач и трое пациентов. Четвертого нашли минуту спустя. Увидишь сам, в каком виде. Их комнаты – в отдельном крыле, туда нельзя попасть, минуя вахту. На окнах решетки. Никто ничего не видел и не слышал. И пока никто не сознался. Один труп, четверо подозреваемых – трезвых и хорошо обеспеченных. Что ты на это скажешь?
Шацкий погасил сигарету и сделал несколько шагов, чтобы бросить окурок в урну. Кузнецов щелчком выстрелил свой на улицу, прямо под колеса автобуса № 171.
– Я не верю в такие истории, Олег. Сразу выяснится, что вахтер проспал полночи и какой-нибудь жулик пробрался внутрь, чтобы раздобыть денег на вино, по дороге столкнулся с бедным нервнобольным, перепугался больше него и от страха всадил перо. Ему нужно похвастаться кому-нибудь из твоих доносчиков, и дело будет закрыто.
Кузнецов пожал плечами.
Шацкий верил в то, что наговорил Олегу, но чувствовал нарастающее любопытство, когда они миновали вход и по узкому коридорчику направились к залу, где лежало тело. Он сделал глубокий вдох, чтобы справиться с волнением и одновременно с боязнью перед контактом с трупом. Но когда увидел тело, на лице уже читалось профессиональное безразличие. Теодор Шацкий спрятался за маску чиновника, стоящего на страже правопорядка в Речи Посполитой.
Мужчина в сером костюме, около пятидесяти лет, немного грузный, сильно поседевший и без лысины, лежал навзничь на покрытом зеленоватым линолеумом полу, совершенно не соответствующем куполу в форме креста.
Рядом с ним стоял серый старомодный чемодан, закрывающийся не на защелку, а на два металлических замка, дополнительно страхуемых короткими поясками с застежками.
Крови было совсем немного, но Шацкий не чувствовал себя лучше из-за этого. Ему стоило больших усилий подойти уверенным шагом к жертве и присесть на корточки у головы. У него разыгралась желчь. Он проглотил слюну.
– Отпечатки? – спросил он равнодушно.
– На орудии убийства отпечатков нет, пан прокурор, – ответил старший техник, присевший с другой стороны тела.
– Мы их собрали в других местах, как и микроследы. Нужно ли брать пробы запахов?
Шацкий отрицательно покачал головой. Если погибший два последних дня пребывал в обществе людей, один из которых его убил, запах не поможет. Столько раз ему опровергали эту улику в суде, жаль напрасно затруднять техников.
– А что это такое? – обратился он к Кузнецову, показывая на острие с черной пластмассовой ручкой, торчащее из правого глаза жертвы. Благодаря вопросу он мог с облегчением перевести взгляд на полицейского, вместо того чтобы рассматривать бордово-серую массу, которая когда-то была глазом мужчины, а теперь запеклась на его щеке, формой напоминая гоночный автомобиль «Формулы-1».
– Вертел, – ответил Олег. – Или что-то вроде. В столовой их целый комплект, в таком же стиле. Ножи,