Бог как иллюзия. Ричард Докинз
при вращении вогнутой маски, если мозг воспринимает ее как выпуклое лицо[71]. Это как иллюзия встречающейся иногда в аэропортах вращающейся радиолокационной антенны. Пока в мозге не утвердится верная модель антенны, кажется, что она крутится в обратном направлении, но как-то не совсем правильно.
Все это я рассказал, чтобы продемонстрировать поразительные моделирующие способности мозга. Ему ничего не стоит создать «видения» или «посещения», почти не отличающиеся от реальности. Для программы такой сложности смоделировать ангела или Деву Марию – пара пустяков. То же относится и к слуховым ощущениям. Услышанный нами звук не передается по слуховому нерву в мозг неискаженным, как в аппаратуре «Бэнг энд Олуфсен». Как и в случае зрительных ощущений, мозг строит звуковую модель на основе постоянно обновляемой, поступающей от слухового нерва информации. Именно поэтому мы воспринимаем звук трубы как единый тон, а не как сумму создающих «медный голос» обертонов. Из-за разницы в балансе обертонов играющий этот же тон кларнет звучит более «деревянно», а гобой – более пронзительно. Если аккуратно настроить звуковой синтезатор – так, чтобы обертоны включались один за другим, то в течение короткого времени мозг будет воспринимать их по отдельности, пока не «вмешается» моделирующая программа и мы опять не начнем слышать только единый тон трубы, или гобоя, или какого-то другого инструмента. Аналогичным образом мозг распознает речевые гласные и согласные звуки и, уровнем выше, фонемы более высокого порядка, а также слова.
Однажды, будучи ребенком, я услышал привидение: мужской голос бормотал то ли стихи, то ли молитву. Еще чуть-чуть – и мне удалось бы разобрать слова, звучавшие сурово и торжественно. Зная истории о тайных каморках католических священников в старинных домах[72], я немного испугался, но потом выбрался из кровати и начал красться к источнику звука. Чем ближе я подступал, тем громче он звучал, и вдруг неожиданно в голове «щелкнуло». На таком близком расстоянии я смог распознать, что́ же это на самом деле было. Дующий в замочную скважину ветер издавал звуки, из которых моделирующая программа соорудила в моей голове модель сурово звучащего мужского голоса. Будь я более впечатлительным мальчиком, возможно, мне послышалось бы не только невнятное бормотание, но и отдельные слова, а то и фразы. А окажись я вдобавок еще и верующим, можно вообразить, что́ я разобрал бы в завываниях непогоды.
В другой раз, примерно в том же возрасте, я увидел, как из окна ничем не примечательного дома в приморской деревушке на меня с ужасной злобой пялится гигантская круглая рожа. С замиранием сердца я медленно шел, пока не приблизился настолько, чтобы разглядеть, что это было на самом деле: отдаленно напоминающая лицо игра теней, образованная прихотливо упавшей шторой. Мое пугливое детское сознание создало из нее злобно оскалившуюся рожу. 11 сентября 2001 года в поднимающемся от башен-близнецов дыму благочестивым
Моя собственная попытка объяснения приведена на с. 268–269 (Dawkins, 1998).
Речь идет о тайных убежищах католических священников во времена преследования католиков.