Романовы forever. Анна Пейчева
трудно будет выбирать между Иваном и Алексеем, они такие разные! Каждый хорош по-своему. Иван внушает чувство умиротворения. Думаю, его можно сравнить с классической музыкой. Вы же понимаете, Генри, вы же сами играете на гитаре! Я хочу сказать, общение с Иваном успокаивает, настраивает на серьезный лад. А Алексей – это такой данс-поп или поп-рок, в общем, нечто бодрое, современное, с басами и ударными, знаете? С ним не соскучишься. Всегда развеселит… Генри, вы меня слушаете?
– А? Да-да, простите. У меня вот какой вопрос: неужели вы не видите их недостатков? – неожиданно эмоционально воскликнул Генри.
Екатерина растерялась. Вопрос был задан как-то странно. С претензией, что ли. Однако прямой эфир – это как спуск по горной реке на каяке: думать некогда, паузы недопустимы, нужно действовать.
– Пожалуй, порой мне бы хотелось, чтобы Иван был чуть более открытым, – честно сказала Екатерина. – Нежность он проявляет пока только к собаке на конюшне. Попросил у меня разрешения взять Золушку – так зовут нашу борзую – к себе в опочивальню. Они здорово сдружились, постоянно вместе гуляют, я даже немного ревную.
– А Алексей Попович безупречен, конечно? – с горечью предсказал Генри. Нет, сегодня он был явно не в себе. Где хваленая англосаксонская сдержанность и отстраненность?
– Я не верю, что в мире найдется хоть один безупречный человек…
– Это вы, – невнятно пробормотал Генри, схватившись за узел галстука.
– Что? – переспросила великая княжна. Наверное, послышалось. – Я имею в виду, что Алексей тоже не идеален. Иногда он бывает чересчур поверхностным. Мне не очень понравилось его поведение на наших литературных встречах. Какие-то неуместные остроты, зевки. Пару раз он просто сбегал. – Теперь Генри слушал предельно внимательно. – Это нельзя назвать боевым настроем. Как-то не похоже, что он готов на все, чтобы завоевать сердце принцессы.
После окончания прямого эфира Екатерина решила выяснить, в чем дело. Что происходит с Генри? Она должна была хорошенько проинтервьюировать своего интервьюера.
Момент для личного разговора был не слишком удачным: оператор, как всегда, чертовски долго собирался. Обычно великую княжну это не волновало – присутствие других телевизионщиков в Янтарном кабинете не мешало им с Генри пить свежий березовый сок из тончайших фарфоровых чашек Марии Федоровны и по-дружески болтать о фильмах Василисы Прекрасной, детстве Екатерины и работе молодого режиссера в горячих точках, где он снимал документалки о войне.
Но сегодня мышиная возня оператора здорово раздражала. Традиционный березовый сок подходил к концу, а великая княжна так ничего и не узнала. Беседа вообще не клеилась. Генри односложно отвечал на ее вопросы, а в какой-то момент и вовсе забылся настолько, что перешел на родной язык.
– Генри, я беспокоюсь из-за вас, – в конце концов сказала Екатерина по-английски. Она владела им не хуже, чем сам Генри – русским. В колл-центре ей постоянно приходилось общаться по телефону с иностранцами. –