И не таких гасили. Сергей Зверев
тепло.
– Простите, – повторил подполковник и, преодолевая отвращение, тронул Темногорскую за влажное плечо, напоминающее на ощупь сырое тесто.
Она обернулась одновременно со вторым звонком.
– Что вам угодно, сударь?
«Сударь? – удивился Антонов. – Ах, да, мы ведь находимся в высшем свете».
Не произнеся ни слова, он поднял руку и качнул свисающее колье из стороны в сторону. Бриллианты засияли, отбрасывая радужные блики на физиономию потрясенной Темногорской.
– Как? – просипела она, схватившись за шею. – Откуда?
– Вы обронили, сударыня, – учтиво пояснил Антонов. – Похоже, застежка сломалась.
– Ах! – Темногорская обхватила шею уже не одной, а двумя руками.
– Большое вам спасибо, – сказала Павлина, глядя Антонову в глаза и улыбаясь.
– Да! – опомнилась Темногорская и сцапала колье с проворством сороки. – Спасибо!
– Наверное, дорогая побрякушка? – спросил подполковник, чтобы завязать разговор.
Прозвучал третий звонок. Коридор опустел. Темногорская нетерпеливо переступила с ноги на ногу.
– Побрякушка? – усмехнулась она. – Этой вещице цены нет, молодой человек.
– Правда? – Антонов сделал вид, что слегка опечалился. Это должно было напомнить толстухе, какая огромная услуга ей оказана.
– Даже не знаем, как вас благодарить, – сказала Павлина, глядя на Антонова снизу вверх своими лучистыми глазами.
Ее голос ласкал слух, как журчание лесного ручейка или щебет птиц на рассвете, но Темногорская нахмурилась.
– Почему же не знаем, знаем, – произнесла она, поправляя очки уверенным, мужским жестом. – Приглашаем вас досмотреть оперу из нашей ложи. Когда-то такие назывались царскими.
Антонов не заставил упрашивать себя дважды. Пропустив дам вперед, он очутился в просторном помещении, обитом буковыми панелями и обтянутом кожей.
«Сатана там пра-авит бал», – надрывались на сцене, но подполковник не особенно прислушивался, потому что теперь у него появилось занятие поинтереснее: незаметно вглядываться в профиль Павлины и пытаться определить составляющие ее дразнящих духов. Один или два раза она покосилась на него, после чего ее ушко, обращенное к Антонову, заметно порозовело.
Тревожная музыка как нельзя лучше соответствовала этой почти детской игре в гляделки.
Сатана там правит ба-а-ал, там правит бал! Сатана там правит ба-а-ал, там правит бал!
Темногорская даже сняла очки и поднесла бинокль к подслеповатым глазам, словно надеясь увидеть героев куплетов, а когда бас пропел про то, что люди гибнут за металл, многозначительно взглянула на Антонова и качнула головой в сторону сцены, предлагая ему оценить всю важность этих строк. Он поспешил принять глубокомысленный вид, и Темногорской это определенно понравилось.
Во время антракта она не поднялась с кресла, а повернулась к нему и представилась, предложив называть ее Беллой Борисовной.
– А