Я – Тайига. Эн Варко
какое-то мгновение келья погрузилась в благословенное молчание. А потом тень начала стремительно расти, надвигаясь на нас. Она была зла. Очень-очень зла.
– Ладно, пой дальше, – выдавила из себя я.
Поздно. Тень больше не играла с нами. Мгновение – и тварь с пола прыгнула на стену, раздувая гигантский коброобразный капюшон, второе – и она обрушилась на нас черной ледяной волной. И меня снова выбило из кошки, словно пробку из-под бутылки святого пива. В бешеной круговерти замелькали стены, потолок, пол, кошка, Анри…
– Лира! – голос донесся словно издалека.
– Д-да? – мой голос дрожал.
Я даже подумать не могла, что душа может такое испытывать. В этот раз тень вложила в удар еще что-то. И от этого моя внутренняя суть леденела от ужаса.
Когда мощный рывок снова вернул меня назад в теплое тело, я едва не разрыдалась от облегчения.
– Ты как? – я удивилась тревоге в голосе Риана, и чувство признательности несколько согрело душу.
– Плохо, – с трудом отозвалась я. – А ты?
– Гадина сковала меня заклятьем. Не могу больше петь. Так что давай ты. Но умоляю, помягче. И без обид. Просто наши с Анри уши не рассчитаны на столь высокие диапазоны.
– Значит, Анри тоже нечисть, – вздохнула я. – Дожили! Спасаю богомерзких тварей!
– А может, вы тоже для нас богомерзкие? – устало возразил Риан. – Слушай, давай теологические споры отодвинем на потом. Если это «потом» наступит. Давай уж, пой лирическое…
Но лирическое в голову не приходило. Вообще ничего не приходило. Оцепенение, сковавшее меня, препятствовало любым попыткам вспомнить хоть что-нибудь из шестилетних уроков музыки. Нам оставалось лишь одно – смириться с собственной участью. И тень отлично понимала это. Подчеркнуто не спеша она заползла на кровать, затемнило лицо жалобно всхлипнувшего Анри, затем лениво начала карабкаться на стену, вытягиваясь в зловещий силуэт кобры…
Внутри меня все сжалось от неминуемого. Мы с Рианом попытались заставить тельце кошки напружиниться в последней, пусть и безнадежной схватке. Увы, оно почти не повиновалось нам. Теперь уже точно пришло время проститься с земным существованием. И хоть память на псалмы тоже пострадала, я не теряла надежду вспомнить что-нибудь подходящее на дорожку.
– Лира, ты когда-нибудь целовалась?
Сказать, что вопрос застал меня врасплох, значит, не сказать ничего.
– А? – глупо переспросила я.
Тень тоже удивилась. Она застыла, недовольно взирая на нас.
– Ну, поцелуи там всякие, – терпеливо повторил Риан. – Детские увлечения. Все такое. Давай, Лира, колись. Поверь, лучше будешь говорить ты, а не я. Чтобы как с песнями не вышло.
Меня аж передернуло от отвращения при мысли о тех куплетах. Ощущения, вызванные ими, продолжали жить во мне своей жизнью.
– Не трусь, – продолжал он увещать меня. – Поведай перед смертью правду. Как там у вас сказывают? Облегчи душу…
Это да. Отец Птольцус нам такое пытался внушить. Говорил, что от чистосердечной исповеди скидка нам всем будет от Великого Контролера. Не знаю, как Контролер, но сам Птольцус грешниц любил.