Старый дом. Катерина Картуш
авторитет среди пациентов, не говоря уже о персонале…
– Не ваше дело, Руби, – огрызнулся в ответ мужчина. – Занимайтесь своими клизмами и не лезьте, куда вас не просят!
– Может, дело и не мое, но как бы чего ни случилось! Ваша мать просила меня присмотреть за вами…
– Шли бы вы на… процедуры! – не выдержал мужчина, выдыхая дым в одутловатое лицо пожилой женщины. – А с завтрашнего дня я освобождаю вас от данного моей матери обещания, тетя Руби!
– Ты глупец, Генри, – тихо промолвила санитарка, закрывая за собой тяжелую дверь.
Облегченно вздохнув, мужчина глубоко затянулся. Завидев долгожданную парочку, отбросил щелчком недокуренную папироску и, невзирая на дождь, радостно бросился навстречу визитерам.
– Милости прошу, госпожа Алимпия! Вы позволите?!.. – быстро клюнув женское запястье, обратился к молодому человеку, – …и, гм, господин…?!
– Краниц, – произнес Егор, пожимая протянутую руку. – Курт Краниц.
– Да-да, господин Краниц, гм, Курт.
От мужчины приятно пахло цветочным одеколоном и неприятно – горьким дымом. Его чисто выбритые щеки лоснились синевой, а черные, как смоль волосы отталкивали дождевые капли, словно гусиное оперенье речную влагу.
Рукопожатие вышло настолько мягким и сердечным, что Егор на минуту растерялся – не привык он к таким нежным приветствиям, не по-мужицки как-то. Еще и Алимпия глаза на него таращит – чего не так-то?! Не понять…
А мужик все трясет и трясет руку Егора, с явным интересом разглядывая его нахмуренное лицо.
– Карл Натанович очень точно описал вас, молодой человек! А я Генрих, Генрих Кроненберт. Мы, похоже, с вами одного поля ягоды, Курт, – мужчина неестественно рассмеялся, нервно дернув тонкими усиками.
– Но довольно церемоний, прошу! – поспешный взлет лакированных ботинок по лестницы и с легким театральным поклоном Генрих распахнул перед ними дверь:
– Входите, господа, в мою обитель заблудших душ!
– Липа, о чем он говорил, какие ягоды?! – недоумевал Егор, пожимая широкими плечами. – Может ему в харю дать?
– Не сейчас, Курт, – прошипела девушка, – только все испортишь! Идем же! – ухватив Егора под руку, она потащила его к двери.
* * *
Полутемный коридор последнего этажа, освещенный тусклыми масляными лампами. Вдоль правой стены – стальные двери с врезными глазками. На каждой двери – массивный навесной замок в металлической скобе засова.
Перекинув через руку пальто, впереди бесшумно скользил по мраморным плитам Кроненберг. За ним, крепко держа под локоток запыхавшуюся Алимпию, громыхал хромовыми сапогами Егор.
Небольшая комната в конце коридора, куда привел их Генрих, выглядела настолько несуразно по сравнению с общепринятым представлением о рабочем кабинете главного врача, что вызывала искреннее недоумение о ее предназначении в стенах больницы. Лиловые атласные портьеры ниспадали широкими воланами до самого пола, полностью загораживая окна.