Старый дом. Катерина Картуш
несмотря на мужественную внешность, мой муж Альберт был довольно слабохарактерным человеком, легко попадающим под чужое влияния. В большей степени здесь сыграло роль чисто женское воспитание. Аполлон, его отец, большой ходок на сторону, сыном мало интересовался – пара подзатыльников дрожащей с похмелья рукой он считал верхом проявления отцовской любви. Мальчик все больше жался к мамкиной юбке, а Грета, в свою очередь, закрывая глаза на похождения мужа, отыгрывалась на сыне: не так сел, не так встал, кровать плохо заправил, на ночь не поцеловал, требовала во всём послушания и все в таком роде. И как итог, Альберт вырос абсолютным педантом и страшным аккуратистом. Позабытая в раковине чашка приводила его в панику, брошенный на диван журнал, вылезшая из пледа нитка заставляли его хвататься за сигарету и убегать в сад, кстати, курил он всегда на улице – не терпел, когда в доме плохо пахло, а дымить начал еще в университете, чему поспособствовал его лучший друг, да и белой вороной не хотел казаться. Так и не смог бросить, а вот тот самый друг, которого он потом притащил за собой из Бигровена, резко завязал, стоило лишь влюбиться…»
«А кто его друг?»
«Гм, один адвокатишка… я привела его лишь в качестве примера, не стоит обращать внимание… – отмахнулась вдова, поморщив носик. – Так вот, теперь представьте себе картину: абсолютно голый мужчина сидит нога на ногу в кресле «барокко», обитом роскошным лиловым атласом. Под худосочным задом мужчины расплывается вонючее пятно. Глаза мужчины прикрыты, ладонями он обхватил белую фаянсовую чашку, да так неловко, что она накренилась. На его острые волосатые колени начинает капать белая субстанция. Вся мизансцена сопровождается заунывным негромким мычанием: «мы-мы-мы»
Затуманенный взор карих глаз обратился на Кронбика:
«Больше всего на свете мне было жаль лиловое кресло – пришлось его сжечь! Доктор, вы все еще считаете, что вина в его смерти лежит на мне?»
«Госпожа Маккиш! – не поддался на провокацию Гордон. – Отсутствие симптоматики у вашего мужа еще не признак здоровья, а, узнав, что у него есть наследственная предрасположенность к онкологии, следовало незамедлительно отправить его на обследование. Выводы делайте сами».
«Что ж, мне нечего вам на это сказать, – она плавно поднялась с кушетки, провела руками по бедрам, одергивая узкую юбку, – я, пожалуй, пойду».
Вслед за ней поднялся и Кронбик. Вяло пожал протянутую руку, целовать не стал, но заметил, что она этого ждала.
«А когда будет вскрытие?» – спросила невзначай.
«Завтра, в одиннадцать».
«Я могу прийти?»
Он отрицательно покачал головой:
«Нет, это исключено. Посторонним лицам категорически запрещено находится в морге».
«Вы не так поняли, доктор. Я не собиралась подавать вам скальпели и зажимы, или чем вы там орудуете. Прости тихо посижу в коридоре. Хочу быть рядом с ним, пусть это и выглядит довольно странно. Мне это очень важно, поверьте!» – она приблизилась к Гордону, осторожно дотронулась до его плеча, в больших