До войны, война и после.. Сталин – Гитлер. Ольга Винарская
ехали в дребезжавшем трамвае красного цвета. Отец делал небольшую проталинку в замёрзшем стекле окна среди ажурных узоров деревьев, так что Рита могла наблюдать мимо проплывающие дома, машины, прохожих.
Она помнила ненавистную остановку, и когда трамвай приближался к ней, с детской хитростью закрывала отцу ладошкой глаза, пытаясь отвернуть его лицо от окна, в надежде, что они проедут мимо.
Отец брал ребёнка на руки и направлялся к выходу. Рита начинала безутешно плакать, приговаривая, что это не их остановка.
Субботний вечер в яслях, когда за детьми должны придти родители. Все сидят на ковре, расстеленном на полу.
У каждого ребёнка в руках по игрушке, чтобы не ревели: у кого – зайка, у кого – мишка, у Риты – гусь, с которым ей совсем не хочется играть. Одно желание, чтобы скорее пришла мама и забрала её.
По мере прихода родителей количество детей убывает, наконец остается двое. На лицах детей и воспитательницы – унылое выражение.
Можно сказать, что на детских лицах выражение близкое к отчаянному. Они все время смотрят на дверь, не появятся ли там их родители. И, когда Рита готова разреветься, переполненная детским безутешным горем, приходит мама.
В комнатке, где живёт Рита с родителями в Москве, нет пианино. Вся мебель – широкая кровать, на которой спит семья – мама, папа и Рита, стол и печка-голландка, которую топить умеет только папа.
Рита сидит на кровати и перебирает пуговицы; никаких игрушек здесь нет. У неё дифтерит, от которого она чуть не умерла, если бы не мама.
Мама, очень мнительная в отношении болезней, постоянно вызывала врачей, чем приводила в бешенство отца, который никогда не жаловался, а продолжал работать, как бы себя не чувствовал.
И на этот раз он решил, что опять мама паникует без повода и даже накричал на неё. К счастью, она его не послушала. Когда врач пришёл, ребёнок уже задыхался. Рите сделали укол, и сразу стало легче.
Эта перемена обстановки – переезд из г. Павлово-Посад в Москву, спас отца от лагерей со сроком заключения на восемь, а может быть, десять лет без «права переписки».
НКВД (Народный комиссариат внутренних дел) выполнял план по борьбе с терроризмом, контрреволюцией, вредительством и другими действиями против Советской власти.
Отец, работая главным инженером текстильной фабрики, как-то под горячую руку в сердцах сказал работнице: – Иди ты к чёртовой матери со своей Сталинской Конституцией!
Работница, оскорблённая до глубины души за «самую справедливую в мире Конституцию» и за её Великого творца, побежала жаловаться в профком или в местком, а, может быть, в партийный комитет.
Она хотела наказать главного инженера, который был требователен, но справедлив.
Родственница Ритиной мамы с юридическим образованием сказала отцу: – Послал бы ты её матом, она сильнее стала бы тебя уважать. А тут – политическое дело. Увольняйся скорее, уезжай в Москву, там легче затеряться.
Отец