Слепой. Лунное затмение. Андрей Воронин
у парня были голубые, красивые, но холодные и грустные.
– Вы к кому? – сыграла удивление Лена, будто никто и ни под каким предлогом тут не должен был появиться.
– Мне нужен директор «2012», – равнодушно ответил парень.
– Вы кто?
– «Лунное затмение». Оборотень.
– Аусвайс?
– Что?
– Удостоверение какое-то покажи. Я не знаю, кто ты и кем выдумал прикрыться. Я, кстати, не знаю в «Затмении» никакого Оборотня!
Лена поняла, что прокололась. Чтобы как-то исправиться, она поспешно добавила:
– И что такое «Лунное затмение», я тоже не знаю.
Обиженная собственной ошибкой, она даже попробовала закрыть дверь перед носом гостя, но парень уперся в нее рукой. Сила в его руке оказалась большой, сравнимой по Лениным ощущениям с силой какого-нибудь киборга из будущего.
– Я покажу «аусвайс», – спокойно сказал гость-киборг и, отпустив дверь, потянулся к карману на груди.
В последний момент, когда он уже почти запустил свою лапу под куртку, девушка, останавливая, дотронулась до его руки, отвела ее обратно вниз и сама потянулась к его нагрудному карману.
– Не напрягайся, паучок, – сказала она, с ехидным прищуром заглядывая ему в глаза, – я сама достану. А то… вдруг ты оттуда пушку выдернешь?
Оборотень молча согласился с досмотром. На его лице не дрогнул ни единый мускул. Он тоже смотрел девушке прямо в глаза, пока та не спеша шарила в кармане у него на груди, и гениальное спокойствие его лица должно было подтвердить, что ему совершено все равно. Он позволил ей играть, но не собирался участвовать в этой игре. Лена почувствовала себя одиноко. Ей стало скучно.
– Да, «Лунное затмение». Не соврал.
Она засунула портмоне с документами обратно в его нагрудный карман.
– Ну, тогда пойдем за мной, Оборотень. Тебя здесь, ты прав, действительно ждут.
За городом весна была прекрасна. Снег лежал вокруг больших, уже подсохших черных прогалин плотными белыми горками, искрясь на теплом солнце, и не собирался таять, но солнце палило ярко и горячо. Птицы, обалдев в его лучах, будто старались наперебой рассказать друг другу свои зимние приключения.
А в городе все еще было слякотно. Солнце не успевало за день выпарить с асфальта и клумб снег, сохранившийся в тени высоченных домов. Подвяленный общим градусом весеннего воздуха, он лениво растекался под ногами прохожих, сползал на проезжую часть и отсюда, выдавленный шинами автомобилей, фонтанами выпрыгивал обратно на тротуары, будто издеваясь над слепыми из-за суетных мыслей пешеходами.
Лицо Лизы Таранковой до сих пор будто стояло у Глеба перед внутренним взором. Это сильно мешало ему вести машину, особенно в сгущающихся сумерках. Он никак не мог отвлечься от напряжения прошедшего дня. Не спасали ни громкая музыка, ни пара чашек крепкого кофе в придорожных загородных кафе, ни мысли о следующем задании, для выполнения которого Сиверову надо было ехать в Одессу, к морю. Глеб, вопреки своим принципам, только ради того, чтобы как-то переключиться,