Змей. Николай Вязерский
Да и что ей теперь делать? Одна осталась. Вспомнился муж, как с фронта вернулся и неделю на станции жил, боялся без ног домой воротится. Как ей бабы рассказали, как пьет он на станции и спит на вокзале на полу, шинелью укрывшись. Как она пешком ушла на станцию и как рыдала, увидя его заросшего и грязного. Как домой его вернула, и жили потом душа в душу, и Коля родился. А теперь все, не будет больше счастья в ее бабской жизни. Он ведь и тот безногий муж ее, когда умирал, говорил, живи и радуйся, Кольку дождись, внуков дождись. А чему теперь радоваться, кого ждать, для кого жить? Убили всю ее радость, сыночка ее убили.
А Коля то, какой веселый всегда был, хоть и беспокойный. Все хулиганил. И жаловались то на него постоянно, то сарай с мальчишками сожгли, а то щенка на пасеку оттащили, того пчелы зажрали, а потом соседка прибегала, жаловалась. А как самих то не закусали пчелы то, было то им тогда по пять лет. А с Володькой то почудили. А где он Володька то, тоже должен уже прийти с армии, а может и пришел уже. Да нет, не пришел. Если бы пришел, то сегодня бы то же был. А может и был, да я старая не видела? Так мать же его была, да я-то ее ведьмой обозвала, обидела. Ой, дура я, дура. А Коля то, мой Коля, да как же я теперь. Причитала она про себя, потом на шепот перешла и все в окно смотрела. Темнело уже. Коров прогнали с пастбища, пестрая ревущая река протащилась под окнами. Большое стадо, коровы, потом овцы, и все то знают куда идти, по своим дворам расходятся. А хозяйки кричат их громко, звучно. А у нас пусто на дворе. Одной то мне не нужно было, да и тяжело. Как отец умер, так и продала коровку. Вот думала, Коля придет, новую коровку купим, поросят заведем.
Солнце садилось, деревня затихала. Кое-где в окнах появился свет. Старуха задремала, глядя в окно. Слезы уже не лились из ее впалых глаз. Снился ей муж, еще до фронта, на ногах, высокий стройный. И Коля маленький, лет пяти. Они играют в старом их доме, и он подбрасывает сына вверх и радуется, и Коля тоже смеется и радуется. И вдруг все замирает. И Коля уже взрослый в морской форме, красивый, блестящие ботинки, черные брюки, отглаженный гюйс на белой галанке, черные ленты на белой бескозырке, так он приходил в отпуск. Он стоит под окном, у палисадника, он смотрит на нее и тихо говорит: – Мама, я вернулся.
Ее бросает в холод, мурашки пробегают по всему телу, она очнулась. Отскочила от окна, замерла от страха. Уже темно. На улице лают собаки, вдалеке на столбе горит одинокий фонарь. А в ушах звенит его голос – «Мама, я вернулся». Страшно, очень страшно, она снова подходит к тому месту, где только что дремала, смотрит в окно и видит его под окнами, в форме, в бескозырке. Он стоит молча, смотрит на нее не отрывая глаз, а в голове звучит: – «Мама, я вернулся».
Может ей все приснилось, может она не хоронила его и это только был страшный сон, а он вот ведь он стоит и ждет, когда материнское сердце почувствует и выглянет в окно и увидит его.
Нет, я ведь не спала, его сегодня схоронили, ведь вон еще стол с поминок не убрали, и скамейки из досок. И фотокарточка его с черной ленточкой и стаканчик с водкой и хлебом на нем, на трюмо, и зеркала завешаны тряпками.
Но ведь и он тут, вот он пять