Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!». Герман Романов
территории Восточной Пруссии никто из русских уже не сомневался…
Он бы еще вчера вечером смог бы отдать приказ кавалерии выступить на Ораниенбаум, ей всего-то ходу немного, уже к утру там были бы. Войск достаточно, чтоб гвардию разбить одним ударом, даже армию всю исполчать нет надобности. Мог бы, но не стал. К чему? Он хорошо знал императора, своего племянника – и как не похож он на своего деда, Петра Алексеевича.
Покойный император был родным отцом Петра Александровича, обрюхатив однажды матушку будущего генерала. Петр Алексеевич, до женщин всегда охочий, грех свой похотливый на этот раз прикрыл, отдал девушку женой любимому адъютанту своему, Александру Румянцеву. Тому самому, что с офицерами царевича Алексея в Петропавловской крепости подушками удавил, жестокий приказ венценосного отца выполняя…
Приемного отца генерал всегда за родного почитал, хотя знал, кто его природный отец – в семье этого почти не скрывали. Да и зачем? При дворе об амурных похождениях императора на каждом углу судачили.
А сам Александр Румянцев никогда ни жену, ни сына не упрекал, хотя был суров нравом – но, боготворя покойного императора, перенес это чувство и на сына, царственной крови ребенка. Вот потому-то и мучился сейчас генерал-аншеф Петр Александрович Румянцев – и племяннику, природному императору, помочь надо, и душу пересилить нельзя.
Труслив зело его тезка царственный, о сопротивлении гвардейской мощи не помышляет, перед никчемным князюшкой Никитой Трубецким унижался вчера тяжко. Как защищать такого царя прикажете, который драться насмерть не желает и готов на милость своей умной, но блудливой супруге отдаться.
А двинь сейчас Румянцев полки в его защиту… Но до Ораниенбаума кавалерии десять часов идти с отдыхом, чтоб совсем коней не запалить. Пока дойдешь, и время уйдет, и Петр Федорович капитулирует. А Катька его тогда прямиком в Сибирь отправит или на плаху пошлет – она-то к его крови почтения совсем не имеет. Кто ей генерал Румянцев?
Облегчив душу громким бранным словом, генерал остановился. Сопротивляйся Петр Федорович, или иди царь в Нарву с голштинцами – тогда на войну легко было бы решиться. А так непонятности. Как сегодня – казаки с биваков самовольно снялись и в неизвестность всем полком ушли, а командующего армией даже не предупредили…
Петергоф
Измайловский караул стоял почти рядом, за углом комнаты. Вдоль стены одной шеренгою. Увидев впереди практически голых девушек, солдаты чуть отвернулись, а молоденький офицер, почти мальчик, скосил к полу глаза и негромко прошипел:
– Куда идете? Немедленно вернитесь к себе в комнату. Голштинцы на первом этаже…
– Уже на втором!
Петр выдвинулся и со всей силы лупанул офицера в лоб тяжелым подсвечником. А следом хорошо огрел по голове и солдата. Третий измайловец, получив от императора штыком лопаты по коленке, заорал истошно от лютой боли. Четвертого солдата Петр ударил ботфортом по мужским причиндалам, и тот сразу согнулся, схватив жестоко ушибленное