Последний Рим, или Конец лжепророка. Татьяна Борисовна Артемьева
них и их судьбу. Не будучи подлинным божеством, губитель не способен созидать, его функцией противления богу навсегда становится разрушение. Разрушение – главное проявление губителя, занявшего место бога:
"Уничтожение… заключается в том, что жизнь преобразуется во врага" (Г.Ф. Гегель. Дух христианства и его судьба. С. 124).
Методом, применяемым для уничтожения всего живого, становится расщепление. Расщеплению подвергается сама цельность человеческого бытия, регулируемого душой. Господь дает человеку почувствовать душой, что для него полезно, а что опасно. Живущий по законам разума индивидуум, взращенный по губительскому замыслу, расщепляет мир на добро и зло, а потом судит мир и делает выводы. Так образуется мораль. Судящий мир человек принимается его исправлять и часто берется за меч. Так начинаются войны. Сам человек, борющийся с грехом, нарекается грязью, его зарождение квалифицируется как грех, а его желания как похоти и страсти, подлежащие уничтожению. Так происходит отход от бога.
Расщепление понятий обязывает лжепророка чернить все живое и восхвалять все неестественное. Истина цельности жизневосприятия подменяется расщепленным мироощущением и выработкой навыка суждения. При этом злом становится сама природа и все, что взаимодействует с нею, являя святой дух связи полов, рождения и познания. Так формируются ложные понятия. Поздний лжепророк приводит те же примеры, ссылается на те же проблемы. Иначе говоря, он продолжает расщеплять.
"Вся вера состоит в Иисусе Христе и Адаме, вся мораль в признании похоти и благодати"(Блез Паскаль. Мысли. С.210).
Приучая мир к ложному суждению, лжепророк говорит о похоти плоти и страсти знания, о святости безбрачия и абсолютной морали. Адам, предпочтивший связь полов безбрачию, становится символом грехопадания, причем, грехопадения вселенского масштаба, а Ева – образом самого зла, распространяемого на всю природу в целом и подлежащего истреблению и мщению. Так лжепророк договаривается до проклятия Земли. На Землю возлагается обвинение в грехе, какого она не только не совершала, но какового не существует вообще. Ибо никакого первородного греха никогда не существовало. Тем не менее акт плотской любви провозглашается вечным грехом, греховным оказывается всякое чувство вообще, а с ним вся природа в целом, живое тело в частности. И если ветхозаветный лжепророк призывает к истреблению зла (Втор., 17) и "судится со всякою плотью" (Иер., 25), то новосовершенные мужи не изобретают в этой области ничего нового, а именно:
"Те, которые христовы, распяли плоть со страданиями и похотями" (Тал., 5).
И если ветхозаветные судьи уничтожают плоть вследствие гнева господня, то новозаветные мужи действуют так скорее из добрых побуждений, то есть исходя из законов морали, ибо их пастырь принял личину доброго бога. Вырабатывая навык ненависти ко всему живому, мужи неизменно квалифицируют любое проявление жизни как грех, а уж связь полов как чудовищный блуд, непозволительный совершенным мужам. Они так и заявляют:
"Не