Обиды на Россию не имели. Штрафные и заградительные формирования в годы Великой Отечественной войны. Юрий Рубцов
гвардейского кавалерийского полка Филюкова: «Приказ остается приказом, но когда немецкая авиация начнет бомбить, тогда придется обратно бежать. Мы эти приказы знаем…» Командир отделения роты противотанковых ружей из 76-й стрелковой дивизии Галето так «разъяснял» суть сталинского приказа: «Все равно люди, попавшие в штрафные роты, убегут на сторону противника, так как отступать им будет нельзя». «Подогнал [немец] уже всех к р. Волге, что тогда делать, или топись, или убьет он нас на берегу, или же всех заберет в плен. Возле города Сталинграда – Царицына будет большая бойня». Это – строки из письма рядового Чечкова[131].
Неверие части военнослужащих в благоприятные перемены на фронте, скептическое отношение к мерам, предусмотренным приказом № 227, возникали не на пустом месте. Перелом на фронте был еще далеко впереди. Пока же враг продолжал сохранять инициативу, он по-прежнему превосходил советское командование в способности использовать силы и средства, прежде всего танковые войска, в умении массировать силы и средства на направлении главного удара за счет ослабления второстепенных участков, вести разведку.
К середине августа армии Сталинградского фронта, оборонявшие правый берег Дона в его излучине, попали в окружение. Разгрому подверглись семь стрелковых дивизий, две механизированные и семь танковых бригад, еще две стрелковые дивизии были серьезно ослаблены. Только в полосе наступления 6-й армии Паулюса немцы пленили около 57 тыс. советских воинов, уничтожили и захватили более 1 тыс. танков, до 750 артиллерийских орудий и почти 650 самолетов[132].
Поэтому, хотя органы безопасности традиционно характеризовали людей, допускавших «пораженческие» оценки, как «враждебный и малоустойчивый элемент», это было бы слишком простое объяснение их неуверенности в будущем.
В то же время многие командиры и бойцы рассматривали приказ «Ни шагу назад!» в качестве дополнительного и сильного средства укрепления стойкости войск. «Приказ тов. Сталина справедливый и своевременный, – заявил на митинге командир пулеметного эскадрона 20-го гвардейского кавалерийского полка старший лейтенант Компаниец. – Я теперь сам буду, невзирая на лица, призывать трусов и паникеров к порядку. Погибнет Родина, погибнем и мы». Кое-кто даже сетовал на то, что документ издан с некоторым запозданием. Красноармеец 1034-го стрелкового полка Найман говорил: «Если бы этот приказ был издан в начале июня, наша дивизия не оказалась бы в Сталинградской области, а крепко дралась бы за Украину»[133].
Впечатлениям от приказа, зафиксированным по горячим следам, созвучны и воспоминания фронтовиков – от маршала до солдата.
Маршал Советского Союза А.М. Василевский с 23 июля находился на Сталинградском фронте в качестве представителя Ставки ВГК. «Я был очевидцем, как заслушивали его воины в частях и подразделениях, изучали офицеры и генералы, – вспоминал он о том воздействии, которое сталинский приказ оказал на личный состав. – Приказ
Сталинградская эпопея. Материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива ФСБ РФ. М., 2000. С. 173, 176.
Великая Отечественная война. 1941–1945. Военно-исторические очерки. Кн. 1. Суровые испытания. М., 1998. С. 356.
Сталинградская эпопея. Материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива ФСБ РФ. М., 2000. С. 172–173.