Война Катрин. Юлия Бийе
стеклянном шкафу с бесценными фотоаппаратами лежат еще километры пленки, которые мы понемногу наматываем на кассеты, химические реактивы, необходимые для проявки и печати, фотобумага. И вот от этого своего шкафа Пингвин мне вдруг отдает ключ. Когда он мне его протянул, я с ходу ему нахамила. Оттого что растрогалась и смутилась. Но вообще-то у нас с ним такая игра. Я нагло отвечаю, а он грозно хмурится. А в тот раз я ему заявила: видно, понадобилось пыль в шкафу языком вылизывать, если он, такой добренький, отдает мне ключ. Пингвину, я знаю, моя дерзость нравится. Он только делает вид, что сердится, а на самом деле смеется. Ему по душе не те, что лебезят, а те, что за словом в карман не лезут. Он как-то сказал, что у меня язык как бритва и нахальства тоже не занимать, и прибавил: «Вот это-то и хорошо». Сказал однажды, но я запомнила. Мужу начальницы волей-неволей приходится быть строже, чем хотелось бы. Теперь я лучше узнала Пингвина, у нас иногда бывают откровенные разговоры в лаборатории, да и словесные перепалки тоже помогают кое-что понять друг про друга.
Я, например, поняла, что он человек веселый, любит пошутить и посмеяться. А еще я поняла, что он прямо-таки взвивается из-за любой несправедливости. В пансионе говорят, что он ярый синдикалист[4] и верит, что мир непременно изменится и все богатства будут служить общему благу. Ребята за его спиной посмеиваются над его идеалами, но это не мешает им восхищаться. Еще бы, такой стойкий борец! С тех пор как Пингвин вернулся с фронта, он ведет дела с организациями, от которых зависит существование Дома детей в Севре. Городское начальство отпускает деньги на школу-пансион, и синдикалист Пингвин отчитывается перед ним, помалкивая о своих убеждениях и подпольной борьбе, к которой, похоже, причастен не только он, но и его жена. К своей работе он относится очень ответственно и всячески бережет школу от конфликтов и политики. Но я знаю точно, хоть он мне никогда об этом не говорил: он участвует в Сопротивлении, и весь его профсоюз тоже. Я догадалась по умолчаниям и недомолвкам. Наша лаборатория – место особое, там в темноте можно разглядеть истину. Там возникают особые отношения, и я поняла, что Пингвин очень много работает и за стенами школы тоже. Он мирный человек и на время войны ушел в тень. Для фотографа тень – условие света. Так что Пингвин по-прежнему фотограф, хоть и не берет в руки фотоаппарат. А теперь он знает, что с моей помощью мгновения будут снова останавливаться, и для него это важно. Он может спокойно делать свою работу на войне, уверенный, что мои глаза, моя страсть вылавливать картинки ничего не упустят.
2
Я нашла Сару и Жанно в столовой, они что-то горячо обсуждали. Оказывается, Петен[5] на днях провел новый закон о евреях. У них отнимают еще одну возможность жить по-человечески. «Тревожный знак», – утверждает Сара. Как я, как многие другие ученики пансиона, Сара – еврейка. Родители поместили ее в Дом детей, зная, что здесь мы будем под защитой, нас не обидят, нас не будут сторониться. Родители привезли ее и исчезли. От моих тоже никаких вестей месяц за
Человек, считающий, что профсоюзы установят справедливый общественный порядок.
Петен, Филипп (1856–1951) – главнокомандующий французской армией во время Первой мировой войны, заслужил прозвище Верденский лев, получил звание маршала, пользовался огромной популярностью. После разгрома Франции во Второй мировой войне возглавил правительство коллаборационистского «Французского государства» со столицей в Виши, которое управляло южной частью Франции, так называемой свободной зоной, тогда как северная ее часть была оккупирована немцами. В ноябре 1942 г. гитлеровская Германия оккупировала всю территорию Франции, так что роль французского правительства стала чисто номинальной. Антисемитские законы Петен поддерживал, однако поначалу противился депортации евреев, имеющих французское гражданство.