Сын Яздона. Юзеф Игнаций Крашевский
движение.
Начался спор.
Одни другим внушали страх и тревогу, пока не вырвался Вежбета; он начал громко кричать:
– Железец, иди сюда! Железец! Только он был в Люблинском, когда они пришли, и лучше знает, что это… Он видел их, пусть расскажет.
Все стали оглядываться и расступаться, внимательно ища этого Железца среди себя. Тот в это время находился в другой кучке, уже, видимо, в сотый раз рассказывая, как чудом Господней милости спасся от татарского меча и хлыстов. Едва Железка из группы любопытных достали и вытянули.
Это был бывший вояка, старый уже человек, страшно худой, высокий, лысый, кожа да кости, бледный, кашляющий так, что ему каждую минуту не хватало дыхания, а грудь раздувалась как меха и он постоянно хватался за неё рукой.
На нём была порванная и запятнанная одежда, на которую кто-то дал ему епанчу из сострадания, а той ему едва до колен хватало. Шёл, кашляя и сплёвывая; хоть так жалко выглядел, всё-таки как единственный свидетель он чувствовал себя равным другим и лучше многих. Он давал вести себя старшине, словно в столицу, а когда все замолкли, повернув к нему головы, он закашлял, погладил себя по лицу и приступил:
– Уже у нас о них, об этих косоглазых бестиях, слух ходил раньше, чем они появились. Каждую ночь небо горело. Не хотелось верить тому, что приносили люди… В воздухе был смрад гари и трупов за три дня перед ними. Вороны небо заслоняли; ночью, когда было тихо, что-то иногда пролетало со свистом, словно тысячи плащей и стоны умирающих…
Святым крестом ксендза мы перекрестили ту сторону – ничего не помогло. Испуганный зверь выбегал стадами из леса как ошалелый, потому что леса горели…
Мы подумали, что пришёл последний час. Нужно было бежать прочь из хаты. Мы взялись нагружать телеги… в леса… на болота. Было утро. Ветер приносил всё более страшный смрад и дым. Стучала земля, наши руки уже тряслись…
Одно спасение – в лес, ежели его не подожгут; вглубь, за болота… Мы ещё грузимся, когда за нами дрожат, кричат, свистят, воют дикие голоса, будто бы голодные волки. Мы схватили детей на руки. Я поглядел налево, где, куда хватало взгляда, была долина. Что-то двигалось как одно большое тело, серое и противное… змея. Над ним испарения и какой-то дым, и голос, какого я в жизни не слышал. Если бы выла тысяча диких зверей – ничего! Волосы вставали на голове. Как бы туча упала на долину – ничего на ней распознать было нельзя, только будто бы огромное тело, что двигалось вперёд. Перед ним, словно повытягивало из-под себя ноги, рядами вылезали какие-то создания и быстро бросались вперёд.
Мы стремительно побежали в лес, потому что и эта мерзость быстро двигалось и ползла как гад всё ближе. Все живые из нас мчались, другие падали на дороге, из соседней деревушки люди только что начали собираться – поздно! Мы с женой и детьми, забыв обо всём, как стояли, в одних рубашках, пустились в лес, пока на дороге от этой паники у женщины не хватило сил и дыхания, с ребёнком на руках она повалилась на землю, крича. Я обернулся к ней, потому что уже была в стае за мной, желая бежать на помощь. О! Боже