Яблоневый сад. Алмагуль Абикеновна Умирбекова
лето! Папа, покидая отчий дом в конце того самого яблочного лета, наказал молодой жене назвать дочь Алмагуль. Он не сомневался, что яблочное лето подарит ему «яблочную» дочку. «Алма» в переводе с казахского – яблоко.
Я, дорогой читатель, очень люблю яблоки, это то, что у меня осталось от моих молодых родителей. Яблоки, яблоки, яблоки… Сколько я их переела, начиная с самого детства! Самых разных – незрелых зеленых, спелых сорта «апорт». Даже в Уральск мама присылала мне яблоки в деревянных ящичках, запечатанных советским сургучом. Я и яблоки – это одно целое, яблоки – это дар, оставшийся мне в наследство от отчаянных родителей в то самое яблочное лето 1940 года…
Осенью папу забрали в знаменитое на всю страну Саратовское бронетанковое училище. Тогда в сентябре в училище было набрано 1600 будущих танкистов, среди них студент второго курса Казахского Горного института Абикен Умирбеков. Папа уехал в Саратов. Мама, получив диплом учителя, уехала в село Чемолган, учить тамошних детишек математике, оставив меня деду.
Мама теперь была далеко, жила где-то своей жизнью, в одиночестве дожидаясь возвращения папы с фронта. Уж когда он приедет, она точно сможет забрать меня у деда, и заживут они с Абикеном счастливо, растя маленькую дочурку. Уверена, мама так и думала. Сидела до наступления темноты в школе, проверяя тетрадки, а потом возвращалась в свой пустой домик, зажигала там керосиновую лампу и читала письма отца. Он писал ей, как ждет встречи, как скучает по ней, как мечтает увидеть дочку! Он утешал ее в письмах и просил держаться. Просил не забирать меня у деда. Скорее всего, так и было. Он всегда чувствовал деда, с детства. Они разговаривали сердцами. Отец точно знал, как болит дедово сердце по ночам, знал, что только я могла его утешить в те бесконечные ночи. И просил маму пока меня не забирать, дождаться его…
Конечно же, мой дорогой читатель, письма те я не читала, то ли они не сохранились, то ли где-то лежат и ждут своего часа. Никто мне эти письма так и не передал. Но я читаю письма, не дошедшие до меня, сердцем.
Отец не вернулся с войны, погиб смертью героя, сгорев в танке где-то под Борисовым. Дедушка затосковал от горя. Плакал целыми днями. Прошло четыре года с того самого яблочного лета, подарившего деду внучку, а моим молодым родителям – дочку. А все так поменялось… Наш дом погрузился в траур… Дед много плакал, бабушка ходила на цыпочках, чтобы не дай бог его разбудить в редкие минуты, когда он засыпал. Я слонялась по улице, не зная, куда себя деть. Былое веселье исчезло… Яблоневый сад тоже как будто бы поник, а деревья стали ниже… Или это я выросла…
Лето 1944 года было уже совсем другим. Не стало папы. Он погиб 29 июня, в первый месяц лета, а похоронка пришла только в конце августа. Мама, чья жизнь в какие-то 22 года была полностью разрушена и погребена под останками танка, в котором сгорел ее молодой красавец-муж, тоже «сгорала» на глазах у всех. Как она не сошла с ума, оставшись наедине со своим горем в чужом Чемолгане, где продолжала учить чужих детишек уму разуму? Как спасалась