Во времена перемен. Людмила Федоровна Палатова
понимали, что свинчивая какие-то полоски, помогаем конкретно «делу разгрома врага». А вот где теперь взять новую национальную идею, ищут ученые, ищет милиция… и далее по тексту. Если посмотреть в историческом плане, то следует заметить, что на Руси никогда не ценили ни народ в целом (людишки, смерды, народишко, холопы, чернь – какова терминология!), а тем более отдельного человека как личность. Может быть, если, наконец, у нас этому научатся, и появится настоящее гражданское общество, то полноценные личности (третье непоротое поколение) сумеют построить страну, которую они заслуживают. Террором в свое время довели народ до состояния послушного стада, но когда возникла смертельная опасность, в том числе и для самого диктатора, прозвучало: «братья и сестры». Сразу возникла общая идея во имя спасения. А почему бы теперь не появиться идее о построении нормального общества? А для начала в стране «прибраться». Старая утопия, скажете? А почему нет? Ей столько лет, что может мы уже до нее доросли?
1 сентября 1941 года мы пошли в 5й класс. В школе появилась целая толпа эвакуированных ребят. Более половины школьных зданий в городе были заняты под госпитали. Школа стала работать в 3 смены: в первую занималась школа № 6, наш класс учился в третью смену с 4х часов до 9ти. Зимой возвращались домой в полной темноте. Город практически не освещался. Электричество для населения было лимитировано: 7 киловатт на месяц на семью. В школе пользовались любой возможностью, чтобы сделать уроки при свете. Ученики средних и старших классов дежурили по очереди. Нам был доверен святая святых – школьный звонок. Школьники остаются ими при любой формации и любых жизненных обстоятельствах. Я на дежурстве принимаю заказ от Милы Бать-Генштейн:
– Люда! На четвертом уроке дай звонок на 10 минут раньше. У нас география. Я сегодня не выучила.
Домашняя работа тоже легла на нас – матерей мобилизовали на общественный труд. Отец в первые недели войны сделал металлический треножник. Я ставила его на плиту и на щепках варила суп. Мне дома был выдан маленький очень острый топорик – колоть щепки. Шрам на пальце ношу до сих пор.
Суп, который я варила, мой дед до войны называл «сталинской похлебкой». Его рецепт очень рекомендую в целях разгрузки организма от шлаков и лечения заболеваний желудка, печени и кишечника: картошка, лук, морковь и ложка постного масла, если есть, то сухой укроп. До сих пор этот суп у меня в большом почете.
В сентябре маму мобилизовали в Кондратовский колхоз на уборку урожая. Впервые я оставалась дома одна. Через две недели к нам во двор въехала лошадка с телегой под управлением одетой в армяк тетеньки, на телеге сидела мама и лежали мешки. Тетя помогла сгрузить их и уехала. В мешках оказалась картошка и овощи – мамин заработок. Он помог нам перезимовать. Отец, служивший тогда на хлебозаводе, изобрел приспособление для быстрого изготовления сухарей в промышленных масштабах. Ему дали бронь. На следующий год он получил несколько соток земли на Плоском поселке, где теперь улица Мильчакова. Там мы сажали картошку всю войну.