Под чужим именем. Автобиография. Рувeн Гринберг
все ездили, доказывали, что они родом из Бессарабии, что у них родители оттуда, чтобы не лишиться гражданства.
Где-то в 1936-ом году я закончил школу. После этого я работал у помещика, также у меня была работа дома. Кроме того, я учился у механика. В 12—13 лет я уже мог ездить на тракторе, пахать землю, сеять. Было даже так, что евреи из местечка приходили в субботу посмотреть, как Ривеле ездит на тракторе. Тогда это была диковинка, чтобы еврей работал на тракторе. Тогда было принято, что еврей должен быть сапожником, портным или в лавке работать, а тут вдруг понимаете: он едет на тракторе.
Война
Если же говорить о напряженности перед войной, все новости мы, в основном, узнавали из газет, потому что, по-моему, во всем нашем местечке был 1 или 2 аппарата радио. Тогда это было редкостью. По газетам, которые мы читали, чувствовалось, что приближается война. Мы были в курсе дела, знали о событиях в Германии. У нас в доме говорилось об этом, обсуждалось. Ведь газеты тогда были разного толка в Румынии: были правые, были левые. Более демократические газеты писали о зверствах Гитлера в Германии по отношению к евреям.
Видите ли, может быть потому, что я был ребенком, я не мог понять всю серьезность происходящего, не мог ощутить реальную опасность. Для меня это не являлось чем-то страшным. Зато, конечно, мои дядя, тетя и дедушка часто об этом разговаривали, говорили, что есть опасность.
У моего дедушки была мечта уехать в Израиль, но в реальности это было практически невозможно. Дедушка был уже стар, дядя тоже был тогда не молод.
Помню, что в Скулянах было много евреев, которые записывались в халуцим. Они ездили учиться сельскохозяйственным работам куда-то на юг Бессарабии, где была сельскохозяйственная школа.
Первые признаки опасности я почувствовал после 1940-го года, после того, как нас освободили. Может другие этого и не понимали, но я был парнем, который много ходил по местечку. У нас там были такие возвышенности, откуда советские пограничники наблюдали, что творится за границей. Так как мы жили очень близко, мы иногда заходили к ним. Они были очень доброжелательны, рассказывали нам о настоящей ситуации, о том, что видели: «О, смотрите, что творится там. Сколько войск там идут, какие войска проходят». Это все было перед началом войны в 1941-ом году. Они были в курсе всего, знали, что и немцы, и румыны перемещают войска. Пограничники копали окопы вдоль реки Прут. Конечно, сейчас я понимаю, что эти окопы – практически бесполезная мелочь, что нужно было их совсем по-другому укрепить. Эта подготовка к военным действиям началась месяца за три до войны, где-то в марте-апреле 1941-го года. Видно было, что они подготавливаются, но никаких войск, кроме пограничников, в местечке и вокруг него в районе километров 30-ти, не было.
Я очень хорошо помню день, когда началась война…
По гулу самолетов мы поняли, что происходит. Все были на ногах, мы все знали, что летают советские самолеты, что они где-то бомбят и потом перелетают обратно. Но по-настоящему осмыслить, что это война, мы не