«ФЕВРАЛЬ» и другие истории. Дара Мун
-1625-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ОТ АВТОРА
Это сборник с историями, которые пожелали воплотиться через меня. Ведь я не придумала ни строчки, только записывала так, как шло.
Я создавала его медленно, выверяя каждое слово, каждую интонацию.
Он насквозь зимний.
Я прошу подарить сборнику ваше внимание. Я верю, найдутся те, кому будет важно его прочесть.
Истории такие, какие есть. Других карт мне не выдали.
Я знаю, что оно местами царапает, но, смею полагать, также глубоко трогает, радует, обнимает.
И если этот сборник скрасит зимний вечер хоть одному читателю, всё уже было не зря.
Это неидеальный текст неидеального автора. И я позволяю ему быть таким.
Я говорю ему да.
ФЕВРАЛЬ
«Знаете, чем отличается одиночество от уединения? Вы в обоих случаях заперты одни в комнате. И отличие лишь в том, с какой стороны ключ».
Преподаватель КСЕ
Там, где сладость нежно-розового чабреца сливалась с горечью полыни и свежестью холодной воды, стоял дом. На самом берегу среди громадных валунов.
Вокруг – никого на многие километры.
Ни звука с губ. Лишь безмолвие. Крики толстых чаек. Шум большого моря.
В том доме жил братец Ноябрь. У него огрубели руки от ледяной воды и работы, а его ботинки изъела морская соль. Ему нравился тамошний свежий воздух и тишина.
Его жилище было более чем скромно: одна комната, заполненная книгами, и чайник – всегда горячий.
Будете у его дома, попросите у Ноября воды напиться, но не просите рассказывать историй – они у него все печальные, ведь ему чаще других братьев приходится наблюдать увядание.
Каждый день большая волна вместе с пеной и морской капустой прибивала к берегу истории, упакованные в стеклянные бутылки. Одни – совсем короткие, другие длинные – целые летописи. Все истории были неизменно важны для Ноября. Он собирал их и развешивал над печкой, чтобы подсушить, а поутру читал вслух.
Но его слова тонули в шуме волн. Так и оставались эти истории в его карманах – никем, кроме него, не услышанные.
Но однажды волна прибила к берегу чьё-то потрёпанное судёнышко.
Гость сошёл на берег и, кутаясь в лиловый шарф, зашагал к дому. В руках у него была тетрадь в коричневой кожаной обложке.
– Вот, – сказал он, переступая порог, – новая история в твою копилку. Хочу, чтобы ты первым её прочёл.
Ноябрь поставил чайник на огонь, раскрыл толстую исписанную аккуратным почерком тетрадь, и прочистил горло:
Это история о грусти, с которой здороваются, история об одиночестве, тщательно выдаваемом за уединение, история предубеждений, магии, чудес, странных совпадений.
Это история о любви.
Где бы и какой бы она ни была.
1
Февраль в первый же день…
осел колким снегом на кончиках пальцев. Виви снова забыла перчатки.
Из февральских холодов она спешила домой, её волнистые тёмные волосы заиндевели, а руки покраснели от мороза.
В её маленькой квартирке на первом этаже пахло лаком и пихтой, громко тикали часы в кухне. Часовая стрелка приближалась к трём. Виви знала: скоро мимо её дома промчится трамвай, и зазвенят стёкла.
Она расстегнула пальто и бросила его, не глядя, на кровать.
Стёкла зазвенели точно по расписанию. За окном она увидела зависший на проводах иней, и чёрные рельсы, будто прочерченные кем-то полосы на чистой бумаге. Снег скопился в уголках рамы. Небо было пасмурное и безмятежное.
Трамвай быстро промчался мимо и исчез далёкой точкой.
Виви любила такие моменты, когда дома – тихо-тихо, и ничто не мешает думать. Думала она о великом: о туманных планах на будущее, о смысле жизни, о повышении цен на проезд в автобусе… На этой мысли она горестно вздохнула и поплелась на кухню, чтобы приготовить кофе с молоком и выпить его, глядя на полную безнадёгу за окном. Потом было бы неплохо посвятить часок-другой чтению или дневной дрёме, но не успела Виви поставить чайник на огонь, как из спальни послышался резкий звук, будто что-то с треском упало и расколотилось на тысячу и один кусок.
Она заторопилась на шум.
В окне зияла дыра, и пол был усыпан осколками, но удивительно было совсем не это: на ковре лежала птица причудливого оперенья. Её перья переливались оттенками розового и фиолетового, грудь часто вздымалась, и дрожало раненное крыло.
Виви несмело сделала шаг, стараясь не наступить босыми ногами на стёкла. Она осторожно приблизилась, её пальцы чуть коснулись насыщенно-лиловых перьев. Птица под её рукой затрепыхалась, будто в агонии. Виви испуганно отпрянула, наступая босой пяткой на мелкий осколок.
Она