Роковая красавица. Анастасия Туманова
стола, прихлебывала чай из расписного блюдца, разговаривала с Варькой. От горячего ее лицо раскраснелось еще ярче, живее заблестели черные глаза. Знакомая вьющаяся прядка, выбившись из косы, дрожала у виска. Вот Настя обернулась, что-то спросила у Митро, мельком взглянула на Илью. Влажно сверкнул белок, блеснули зубы, в раскинутом вороте мелькнула шея – длинная, нежная, смуглая… Чуть не задохнувшись от чего-то непонятного, подкатившего к самому горлу, Илья опустил руку со стаканом. Сидящий рядом Митро искоса взглянул на него, уже открыл было рот – но в это время в окно ударил снежный ком и раздалось дружное ржание братьев Конаковых.
– Окна колотить, окаянные?! – завопила Макарьевна, хватая кочергу.
Поднялся писк, смех, толкотня. Цыгане похватали полушубки и высыпали за порог.
На Живодерке было в разгаре снежное побоище. По одну сторону тротуара сражались хохочущие, с ног до головы залепленные снегом Конаковы и весь выводок сестер Митро; по другую – студенты из развалюхи домовладельца Маслишина. Перевес был явно на стороне последних: Илья увидел огромную фигуру консерваторца Рыбникова, творящего из снега внушительный комок. Через минуту тот полетел в Петьку Конакова. Петька с воплем опрокинулся в сугроб, а над Живодеркой загремел торжествующий бас Рыбникова:
– Со святыми упоко-о-ой!
– Чавалэ, чавалэ, наших бьют! – пронзительно заверещал Кузьма, запуская снежок в живот Рыбникову.
Ответом был целый залп, и вскоре вся улица перед Большим домом утонула в снежной пыли, из которой неслись ругань и хохот. Прохожие испуганно жались к стенам домов, а те, что помоложе, азартно вступали в битву. Макарьевна с кочергой наперевес стояла на крыльце и подавала советы:
– Дмитрий Трофимыч, слева заходи! Бей их, чертей! Стешенька, осторожнее, сзади! Кузьма, леший, вставай из сугроба, застудишься! Да суй, суй ему, дьяволу, за шиворот! Вот так! Ага! Знай наших цыганёв!
В какой-то миг Илья заметил, что Насти нет среди сражающихся. Выпрямившись и делая вид, что отряхивается, он украдкой осмотрел улицу. Насти он так и не увидел, зато получил снежком прямо по физиономии. Холодные комки посыпались за ворот рубахи. Встряхнувшись, Илья обвел диким взглядом улицу и увидел Стешку, строящую ему рожи с другого конца тротуара:
– Пожевал, морэ? Вкусно?!
– Ну, холера! – взъярился Илья. Огромный снежок полетел в Стешку, та с писком увернулась, и снежный ком угодил в спину чинно идущей по своим делам девицы в потрепанной собачьей кацавейке. Девица ахнула, повернулась, и Илья увидел разгневанное курносое лицо.
– Ах! – Она нагнулась, схватила горсть снега, и крепко скатанный снежок влепился Илье в грудь. Он немедленно запустил комок в ответ, едва успев подумать, что где-то видел эту веснушчатую рожицу и зеленые глаза. Но времени вспоминать не было: в воздухе стояла снежная пурга, звенели крики, смех, веселая брань. В какой-то миг Илья оказался совсем рядом с зеленоглазой девицей. Она стояла спиной к нему, то и дело нагибаясь, лепя снежки и с разбойничьим