Дочь мадам Бовари. Наталия Миронина
зверей. Лариса их долго рассматривала, а потом начинала откусывать по маленькому кусочку. К моменту, когда они оказывались у подъезда своего дома, конфета была съедена. Большой универмаг рядом с их домом она не любила. Там было шумно, много людей и пахло всем сразу. На первом этаже были продуктовые отделы и знаменитая рижская кулинария. Здесь продавалось все – от знаменитого пипаркукас – имбирного печенья, до жареной корюшки и миног. Но над всеми запахами царствовал один, который было невозможно заглушить и прелесть которого Лариса оценила много позднее. Здесь пахло свежим кофе. Лариса смотрела, как мама осторожно отпивает черно-коричневый огненный напиток из маленькой чашки и аккуратно откусывает пирожное. Папа пил кофе без пирожных, но с конфетами – маленькими шоколадными бутылочками, из которых выливалась пахучая жидкость – коньяк. Ларисе брали молочный коктейль и огромную шапку безе. Это семейное мероприятие было самым запоминающимся. Родители весело перемигивались, непонятно шутили, но Лариса тоже закатывалась в хохоте.
– Я тоже хочу такую бутылочку, – смеясь, просила она.
– Это папины конфеты, – говорила мама, улыбаясь.
Так это и осталось с детства – конфеты с ликерами и прочими спиртными начинками она называла «папиными конфетами».
И школа, и университет прошли как-то быстро и весело.
– Видишь ли, – говорил отец, – все латыши знают русский, но не все русские – латышский. Это неправильно, учи язык страны, в которой живешь.
На работу, в редакцию молодежной газеты, Ларису взяли сразу после университета – она была местной, отлично знала особенности взаимоотношений населения и была на редкость обаятельной. Ее внешность – статная шатенка с высокими скулами и зелеными глазами, как-то сразу располагала к себе. Манера держаться выдавала в ней человека немного замкнутого. Родители, считавшие, что отличное воспитание страхует от всяких неожиданностей, научили ее сдержанности.
Задолго до того, как почти отличницу, выпускницу Рижского университета Ларису Гуляеву радостно встретили в газетной редакции, случились события, о которых впоследствии мама Ларисы говорила примерно следующее:
– Великий Фридрих был прав, считая основой педагогики принцип «раздачи боли». Секли бы дочь – не наделала бы она глупостей.
Впрочем, это была лишь «фигура речи». Сечь свою дочь они никогда бы не посмели, а переживали из-за скоротечного, как балтийское лето, брака дочери. Родители к тому времени перебрались жить на юг, в Сочи. Этого потребовало здоровье матери. Лариса, которая тогда собиралась поступать в университет, была девушкой серьезной и послушной, и родители, почти не колеблясь, оставили ее хозяйничать в рижской квартире. Правда, мать, поохав, провела с ней долгую беседу о том, как должна вести себя взрослая девушка, чего следует бояться и чего ни в коем случае не допускать, и успокоилась только тогда, когда отец сказал:
– Ну, какая разница? Ну, поехала