Дворец из камня. Шеннон Хейл
у нее задрожал подбородок.
Марда погладила сестру по спине и заставила себя уверенно улыбнуться:
– Глазом не успеешь моргнуть, как окажешься снова дома. Один год – это пустяки.
Слова Марды напомнили Мири строку из стихотворения, которое она прочла в одной из книг библиотеки академии, и сейчас она ее продекламировала:
– «Укус пчелы совсем не пустяки, коль прямо в сердце жало входит».
– В чье сердце? – удивилась Марда.
– Это просто стихотворение. Не обращай внимания, – ответила Мири.
Ей бы следовало догадаться раньше, что Марда не поймет, а так она сразу почувствовала себя одинокой, словно успела уехать из дома.
Марда обняла сестру, прижалась лбом к ее голове. Мири отметила про себя, что сестра за последний год вытянулась. Она была старше большинства местных девушек, заключивших помолвку, но к ней пока никто не посватался. Когда у всех сельских парней появятся невесты, никто не прибежит с равнины, чтобы занять их места. А Марда слишком застенчива, чтобы хлопотать за себя.
«Как только вернусь из столицы, – решила Мири, – сразу сосватаю сестру, а сама стану учительницей в деревенской школе и научу читать всех жителей, включая отца». Ей стало немного легче дышать: эти планы, как веревки, привязывали ее к горе.
Торговля продолжалась бойко, а завершился день пиром. Теперь это был прощальный пир.
Не все выпускницы академии собирались отправиться в столицу. Некоторых не пустили родители, другие успели обручиться и сами не хотели уезжать. Мири предстояло путешествие с пятью девушками: Герти, Эсой, Фрид, Беной и Лианой. Каждая везла мешок со своими вещами. Мири тоже прижимала к груди мешок. Лето тянулось бесконечно долго, но теперь, когда пришла пора прощаться, ей показалось, что время пролетело как одно мгновение, словно ястреб, выследивший добычу.
– Я буду писать, – пообещала она Марде. – Каждую неделю. И весной с торговцами ты получишь целую стопку писем. Правда, в них будет одно и то же: я скучаю и осенью вернусь домой. Навсегда.
Марда просто кивнула.
Подошел отец, опустив глаза и сцепив руки за спиной. Мири шагнула к нему.
– Не забудь в середине зимы забить кроликов, в это время мех у них самый густой, – сказала она. – А то у Марды сердце не на месте, когда приходится это делать, и если меня не будет…
Он бросил взгляд на дочь, потом снова отвел глаза и хмуро уставился на горную цепь – коричневые, фиолетовые, синие вершины, а позади них призрачные серые, словно зависшие над облаками.
– Я вернусь, папа, – сказала Мири.
– Посмотрим, – тихо отозвался он. – Посмотрим.
– Обещаю.
Отец поднял ее на руки легко, словно младенца, и прижал к груди. Ну почему от одного объятия ей стало так тепло на душе и в то же время грустно?
– Я всегда буду возвращаться домой, папа, – сказала она.
Но в сердце ее закралась неуверенность.
Мири уселась в повозку и поехала, стараясь на прощание запомнить родные места: старый дом, сложенный из